Писать о себе, конечно, сложно. Любые случаи кажутся малоинтересными, да и говорить о себе красиво не очень-то красиво. Помыкался, поворчал… Всё же, попробую.

 

Родился я в Ташкенте, и первые шестнадцать лет моей детско-отроческой жизни прошли в Средней Азии. Когда мне было три месяца, родители уехали в длительную командировку на строительство Нурекской ГЭС. Меня взяли с собой, конечно. Там, в городе Нуреке я и закончил 10-й класс.

В 1975 году, после восьмого класса я был отправлен в гидропроектовский пионерский лагерь «Поленово», находящийся на берегу Оки недалеко от Тарусы. К тому времени я уже знал и умел играть целых две песни: «А ну-ка, Дженни, почеши мне позвоночник!» и «Безымянная высота». На этом основании я полагал себя достаточно подготовленным, чтобы тащить с собой гитару на двух самолётах.

Лагерь. Дождь. Все сидят по корпусам.

- Андрюша, спой что-нибудь, - просят девочки.   

Я честно пою обе свои песни. Пауза. Все, наконец, понимают, что больше ничего не будет. Тут мне, конечно, несколько неловко, но виду пока не показываю.

Вдруг один из тихих, незаметных мальчиков из нашего отряда говорит:

- А можно я спою?

- Конечно, - снисходительно отвечаю я, протягивая инструмент.

Мальчик запел. Как ни странно, он не бренчал на гитаре, а как-то очень ловко попадал по нужным струнам, извлекая поразительные аккорды. Не слышанные мною ранее, но удивительно  хорошие песни этот мальчик пел два с половиной часа. «На далёкой Амазонке», «Я потомок хана Мамая», «Кто мне откликнулся в чаще лесной?», «Из пункта А в пункт Б выехал велосипедист Петя…», «О, сладкий миг…».

Я не отходил от Миши Романенко – а это был именно он, - всю смену. Я успел выучить четыре песни и навсегда влюбиться в КСП. Миша был знаком с неведомым мне тогда уже взрослым Сашей Костроминым, который был таким же моим заочным кумиром, как для Мишки – очным.

Костромин учил Мишку играть на гитаре, а Мишка – меня. Я до сих пор ношу гитару именно так, как её носил (по Мишкиным рассказам, конечно!) Костромин. У нас близкая техника, и я тоже этому рад.

Гораздо позже, в середине восьмидесятых на одном из фестивалей я встретился с самим Костроминым. Мы были при гитарах и вместе играли в фойе. Саша по ходу дал мне несколько советов, и я рискнул рассказать ему эту историю: он учил Мишку, а Мишка – меня….

- Внучек! – тут же сообразив, воскликнул он мне, и я полюбил его еще крепче.

Миша Романенко сейчас работает настройщиком музыкальных инструментов. Он настраивает оба рояля Большого зала Московской консерватории, орган в зале имени П.И.Чайковского и все органы Дома музыки. Таких людей в стране не больше четырех. 

 С его лёгкой руки я стал неофитом, а затем и апологетом самодеятельной песни. В Нуреке, где я жил, конечно, никто из моих одноклассников и знакомых ничего об этом движении не знал. Родители знали Окуджаву, конечно, Высоцкого, Клячкина, ну, может, еще пару КСПш-ных песен без привязки к авторам. И вдруг Мишка прислал мне в Нурек катушку Клячкина, с большими шумами записанную на четвертой скорости. Там было море песен, и многие остались для меня важными до сих пор.

Окончив школу, я уехал учиться в Москву, в МИСИ, как и многие наши друзья. Мои попытки попасть в мир КСП во время учебы оказались безуспешными по причине закрытости этого мира. Видимо, время не пришло. Хотя все новые пластинки покупал исправно и ходил на абонемент самодеятельной песни в ДК МИИТ.

На четвёртом курсе мы с друзьями решили сделать небольшую вылазку на Пироговское водохранилище. Один из наших друзей, Серёжа Селезнёв, москвич, пригласил свою девушку Милу Чеснокову. Оказалось, что она играет и прекрасно поёт, более того, оказалось, что она ходит на слёты. Ходит на слёты! Это было невероятно.

Целый день мы хвастались друг перед другом нашим общим репертуаром. Еда и купание были заброшены, мы взахлёб пели всё, что знали.

 

Первая встреча с Милой Чесноковой

 Прошло время, и в один из прекрасных дней нас с Наташей пригласили на слёт. Осенний слёт 1982 года, где мы пели тихоновские «Деревянные лошадки». Я тогда и не подозревал, что оказался в самой лучшей группе «Сборной леса». Мила Чеснокова (а очень скоро - Селезнёва) и стала нашей крёстной в КСП.

 Началась насыщенная слётная жизнь. Очень скоро Тихонов нас взял в первый байдарочный поход Тучково-Звенигород, и мы стали туристами-водниками. Рек было пройдено очень много – Карпаты, Кавказ, Валдай, Карелия. Мы всё хотели и могли.

 

Мы с Наташей на слёте Сборной леса. 1984 г.

 

 После института я начал работать в Дедовске, в филиале Гидропроекта, не скрывая своей КСП-шной ориентации. Жили, конечно, в общаге. Как-то ко мне в гости с баяном пришел мой коллега по работе, Серёжа Матюнин, как раз в это время рожающий первенца.

- Научи меня играть на гитаре, - попросил он.

- А ты ноты знаешь? – глупо спросил я.

- Я чемпион Киргизии по баяну, - сказал Серёжа и врезал «Брызги шампанского». Я, конечно, подыграл и впечатлился.

С тех пор мы поём уже около двадцати пяти лет. Серёжа, Нина, серёжина боевая подруга, детки. Всё произошло, и произошло неплохо. Качественно. Серёжа не захотел быть сарацином. Но он всё равно им стал.

 

Зажигаем с Сергеем Матюниным

Наташа, верная моя жена и муза, не играет на инструментах. Не поёт. Ей и не надо. Быть таким слушателем , как она, дано не всем. И мы счастливы.

По своей азиатской сущности я, конечно, кулинар. Сарацины быстро узнали про этот мой недостаток и вовсю им пользуются все эти годы. А я и не возражаю. Плов, шурпа, манты нас всегда не только объединяют друг с другом, но и приближают к истокам. Всё-таки мы – Сарацины. Тем горды