- Андрюша! Знаешь ли ты, что я люблю больше всего на свете? – частенько спрашивал меня Сенокос на слётах.

- Нет, конечно, - отвечаю я привычно.

- Эти места! – важно говорит Сенокос, широко поводя рукой с запада на восток. Мы чокаемся и улыбаемся друг другу.- За эти места!

 

Эти места. Вряд ли эти места были бы также хороши без тех хороших людей, которые, пусть и временно, но их населяют.

Сенокос – это Игорь Мощинский, профессор Московского Государственного Университета леса, кандидат экономических наук и весомый во всех ипостасях сарацин.

Сенокосом Игорь стал именно в Сарацинах. В нашу группу Игорь пришёл не один, а со своей любимой песней:

Ах, сенокос, сенокос, сенокос!

Ах, сенокос, сенокос, сенокос!

Ах, сенокос, сенокос, сенокос!

Я поехал работать в колхоз!

Песня прижилась сразу же, после третьего исполнения, а её апологет стал называться Сенокосом. С тех пор мало кто уже знает Сенокоса по имени, а уж по отчеству, наверное, только те, кому он вручал автореферат своей диссертации с говорящей надписью: «Повсюду страсти роковые / и от судьбы спасенья нет!»

 Кроме песни про сенокос Сенокос принёс целый ворох весёлых песен. Это и знаменитая «Водосточная труба (не простое украшенье)», «Песня о попе», «Здесь нет врагов». Шелуха отсеялась сама.

К тому времени сарацинский репертуар насчитывал достаточно много забойных песен. Джексоновские «Сексуальный штопор» и «Унитаз», упоминавшиеся дурицинские «Татары», «Куликово поле». Сарацинские песни обогатили сенокосовский репертуар так же логично, как мы приняли его «Сенокос».

 Большой и шумный человек с хорошо поставленным преподавательским голосом стал одним из сарацинских визуальных символов. Борода, улыбка, крупная харизма и устойчивая фигура сделали Сенокоса желанным гостем на всех КСПшных кострах.

 

Сенокос на слёте.

На какое-то время Сенокос стал и нашим сексуальным символом. Ранним жарким утром на острове Буяне на Волге, в 92-м или 91-м голодном и безалкогольном году мы сидим и отмечаем замечательный вчерашний вечер последней бутылкой водки и пачкой сигарет.

Вдруг из палатки Сенокоса, не замечая нас, сидящих совсем рядом, выползает незнакомая молодая упругая нимфа топлесс и через голову надевает мужскую рубашку. Уже просунув голову в воротник, она неожиданно обнаруживает группу молодых людей, с интересом смотрящую на неё.

Растерявшись и взмахнув грудью, фея покраснела и тонким голосом сказала:

- А полового акта не было!!!

- Жаль, - не порадовались мы, но тут же предложили даме выпить и покурить. Сделала она это с явным удовольствием.

 

Жители острова Буяна.Сенокос – крайний справа.

Остров Буян – такой же символ КСП послеслётового периода, как и Барзовка. Расположенный под Казанью, на Волге, остров демократичен и гостеприимен. Главный по острову, Стас Аршинов, рад видеть талантливых людей, и их всегда бывает от пуза. Сенокосового пуза, конечно!

Московские электрички легко выбивают из людей человеческие отношения. Борьба за места всегда ведётся всерьёз. Пассажиры друг друга не любят и почти никогда не уступают место пришедшим позже. Даже тем, кому бы надо. А если и уступают, то нехотя, под давлением обстоятельств, не глядя.

Электричка со слёта. Все места, конечно, заняты, но междусобоя не получилось, все сидим в разных местах. Ехать ещё долго. На очередной остановке входит новая партия пассажиров. Вдруг Игорь встаёт и вежливо говорит подошедшей женщине:

- Садитесь, пожалуйста!

Именно «пожалуйста»! И простоял до самой Москвы, несмотря на свои больные ноги и далеко не субтильное телосложение.

Электрон так же неисчерпаем, как и атом. Сенокос так же гостеприимен, как Аршинов. Валера Мищук жил у Игоря, когда перебирался из Риги в Москву. Сэм Пузырёв, сенокосов азиатский двойник, проводит свою московскую жизнь у Сенокоса. Игорь добр к друзьям не по-московски, как думают те, кто живёт вдали от Москвы, и именно по-московски, как думаем мы. Зачтётся