Евгений Баронкин (Джексон)


Апологет добрачной связи,
Застрельщик утренних пиров…

Когда-то я написал эти «датские» строчки Джексону ко дню рожденья. По молодости, конечно. Но, мне кажется, написал верно. Джексон всегда необъясним рационально. Утренние пиры в его духе и мировоззрении. Пиры должны быть не тогда, когда полагается пировать, а когда хочется. Бывает, утром – хочется. Ну, так - вперёд!

Джексон меня проверял в весеннем походе 1983 года в Звенигород. Сарацины решили пройтись в лес без особенных планов, просто погудеть на природе. Пикник. Пели, конечно. Досидев до пяти утра, Джексон с Хэнком предложили мне выпить перцовки. Что ж не выпить? Однако, бутылка перцовка была необычно большого объёма, да и пили без закуски. Я до сих пор не понимаю, как меня тогда не развезло.

«Каррамба, пор кумулятетто, иль компронтанто!», - ругается высокорослый Джексон на псевдоиспанском так виртуозно и смешно, и так во-время, что нельзя не рассмеяться. «Нон компромиссо!», - добивает он.
Каррамба.

«Чу-бу-буб-чик, чу-бу-бубчик, чубчик кучерявый!
Да развевайся, чубчик на ветру.
Раньше чу-бу-буб-чик я тебя любила, 
А вот тепе-ерь забыть я не могу!».

Эту песню в Сарацины принес Джексон со своим артистичным и звонкогласным исполнением. Глаза сверкают, рука с кажущейся бессистемностью бьёт по гитаре, точно попадая в непростой такт, чубчик, естественно, вьётся. Песня известная, но сарацинской хоровой её сделал именно он.

Сила Джексоновского голоса поражает меня до сих пор. Пора бы и привыкнуть. Не получается. Любая песня, которую Джексон поёт, звучит необычно. Женькин сильный голос, к нашему общему удивлению, не препятствует отражению легчайших нюансов. «Я тебя так бязумно любила, а ты изменил мне, пала-ах-ач!!»


«Ой, да что со мною, что же? Не тревожь ты меня, не тревожь!». Девчонки млели. Неудивительно. У Женьки редкое обаяние, и мы совсем не были уверены, что он быстро остепенится.

Звезда надежды снизошла на небеса
И колесо фортуны мимо прокатилось
И муза с возмущеньем удалилась,
Застав меня небритым и в трусах…

Все цыганские песни без Джексона – слабая пародия на те же песни, но с ним.
Женька окончил МАДИ, и не изменил профессии посейчас. Ещё в институте он собрал группу «Кунаки», с которой пришёл в КСП. Однако, потом там всё быстро распалось, и Женька обрёл себя в Сарацинах.

Выпить, конечно, мы не отрицаем все. Но у Джексона это сопровождается замечательным ироничным отношением к этому делу.

- Дайте мне семь бутылок портвейна!

- Девочка, да разве ты унесёшь столько?

- Вот и я думаю, может четыре прямо здесь долбануть?!

Этот Джексоновский анекдот, наверное, стал лейтмотивом нашего отношения к этому делу.
Как уже говорилось, Сарацины не страдают излишней усидчивостью. Смотаться на выходные на слёт или на неделю в Киев вполне в нашей натуре. С другой стороны, на слётах мы никогда и не перерабатываем.

Джексон сочетает в себе нормальный сарацинский уровень разгильдяйства с сарацинской же непоседливостью. Плохо понимая эту диалектику, мы часто сердились на Джексона, когда он уходил с гитарой от нашего костра к чужим. «Зарабатывает на водку!», - злословили неохваченные сарацинки. В самом деле, у чужих костров наливали больше, чем в сарацинах, да еще за хорошие песни. Но, конечно, не это было главным. Джексон получал необходимую ему тогда долю восхищения и уверенности в собственных силах.

Мы боялись распада. Традицию петь у чужих костров поддерживали все поющие сарацины – кроме Тихона, конечно. Тем не менее, мы твёрдо знали, где наш дом, и блудные дети всегда возвращались на базу – душевно обогащёнными, хоть и не очень трезвыми. Распад не случился.

Джексон очень любит животных. Долгое время у него жила собака, карликовый пинчер Муля, умная и преданная подруга. Муля всегда знала, когда к Женьке можно запрыгнуть на живот, а когда лучше его не трогать.

Сарацинский юмор парадоксален. Слёт в Павловской Слободе. Раннее утро воскресенья, солнце. Сигарет уже давно ни у кого нет, кроме как у Джексона, который спит у костра на надувном матрасе. Курить сильно хочется всем.

Димка Орлов прикладывает палец к губам, подкрадывается к джексоновскому матрасу и одну за другой выдергивает пробочки. Матрас шипит, и Джексон плавно опускается на холодную землю.
Через пару минут Джексон начинает ворочаться, трёт глаза и рывком садится. Утреннее солнце освещает небритую женькину физиономию и, для нас сейчас главное! – недокуренную пачку «Явы», выглядывающую из нагрудного кармана рубашки.

Джексон машинально суёт руку в пачку, чтобы взять сигарету и тут замечает наше пристальное внимание к этому жесту. Всё поняв, Джексон раздаёт сигареты сидящим у костра и выхватывает горящую веточку, чтобы последнюю сигарету прикурить самому. В этот момент он замечает Мулю, преданно смотрящую ему в глаза.
- Муля, я тебе оставлю! – бросает ей Джексон и затягивается.

С Дегустаторами, одной из мощных групп Сборной леса, которую исправно посещал Джексон поздними субботними вечерами, ходила симпатичная и очень ответственная девушка – Юля Романенко, прозванная Дегустаторами за суровый индейский нрав Юкой.

Юка никогда не была в центре общего внимания, но вся жизнь в Дегустаторах как-то незаметно вращалась вокруг неё. Юка была на продуктах и на раздаче, на выступлениях и у костра.
Юка помнила слова всех песен, которые пелись исполнителями различной степени трезвости.
Юка легко отводила дождь и точно определяла степень сложности дороги домой в условиях неопределённости дальнейшего веселья при учёте второй производной оставшегося запаса алкоголя.

Юка была – и есть – невидимым, но определяющим процесс перехода из общественного бардака в общественный посыл сеятелем, способным перевести анархию в порядок, не шибко претендуя на роль этакой всеобщей матери, как, скажем, Лашка.



Конечно, при встрече этих персонажей не могло не возникнуть искры. Искра возникла, её последствия страна будет ещё долго расхлёбывать и ретушировать, но главное случилось. Джексон и Юка поженились в памятном августе 1991 года, когда были танки и горячие сердца, и когда мы были мыслями чисты и помыслами дерзки.

С тех пор Джексон существенно поменял стиль жизни. Неожиданно для всех он стал эсквайром и проводит свои лучшие дни на даче в неге и строительно-бытовых заботах. Это отрадно, но встречи наши стали реже, да и песни тише.

С другой стороны, глушить этот баркас ещё рано. И гранаты пока ещё той системы