Письмо Мишке в далёкую Сирию, на родину сарацин, вы уже читали. А, значит, всё поняли.
Миша олицетворяет собой эпоху. Эпоху, в которую мы жили. Времена, которые не выбирают. Наше отношение к ним. Нашу жизнь в эти времена. Ценности – действительные и мнимые.
Миша родился 6 января 1952 года. Это сейчас при упоминании этой даты народ вспоминает про деву Марию и прочие рождественские каникулы. В то время всё было иначе. 7 ноября знали и помнили все, а 6 января – нет. Но в том и символизм мишкиного дня рожденья. То, что казалось незыблемым, поменялось радикально. «И где у вас гарантия, что гимн, который пели вы, не будет завтра проклят, заклеймён и запрещён?» – пророчески пел тезка Михаила Андрианкина Михаил Щербаков. Так и получилось.
Миша закончил знаменитый институт МГИМО, помимо всех прочих предметов, в совершенстве изучив французский и арабский. Конечно, в любые времена закончить такой институт очень престижно. И жизнь проистекала славно.
Институт. Поездки в археологические экспедиции, из которых привозилось несметное количество песен. Некоторая фронда. Галич. Городницкий. «Паруса в океане».
Работоспособность и порядочность. Честность и мужественность.


Александров, Тихонов и Андрианкин в байдарочном походе по р.Истре
Потом настали перемены. Гласность. Перестройка. Мишка говорил, что он поверит в эти перемены только тогда, когда он сможет сказать про себя две фразы: «Мне надо по делам в Париж!» и «Я разорён!».
Таня, Мишина жена, подставляет свои хрупкие плечи под все наши фразы. И походы. И посиделки. И полёты. Париж и разор.
После свадьбы Джексона и Юки, в выходные 18-19 августа 1991 года, которую мы дружно отмечали в Озерках, Мишка пригласил нас с Наташей в гости. На вторник. Никто же не знал, что наутро будут давать «Лебединое озеро». Хотя, задуматься бы надо было. Всё-таки, не чья-нибудь свадьба! Просыпаемся – дают «Лебединое озеро».
Ну, дали и дали. Митинги там. Демократия в опасности. Ельцин на танке. Звоню родным в Ташкент, связь есть, значит, всё это ГКЧП – ненадолго.
Признаюсь, я довольно аполитичен, и, не ожидая подвоха, после работы во вторник, 21 августа, как договаривались, приезжаю в гости к Мишке. Дома только сын Лёша.
- Где папа?
- А папа на митинге!
- На каком таком митинге? Мы же договаривались встретиться и посидеть по-сарацински?
- У Белого дома. Папа там уже второй день!
Вот так.
Неожиданно появляется Мишка. В стройотрядовской курточке на босо тело, взъерошенный и небритый, Мишка носится по квартире, собирая вещи:
- Мы все стоим у Белого дома! Я записался в сотню! Сегодня ночью будет штурм! Я сейчас уезжаю туда.
Какой штурм? Какая сотня? Прямо, но пасаран.
Что делать? Спрашиваю:
- Миша, а меня возьмут в твою сотню?
- Я договорюсь. Поехали!
Садимся в метро, доезжаем до Краснопресненской и идем к Белому дому. Толпа людей движется вместе с нами. Мост закрыт. Стоят пустые троллейбусы со сдутыми шинами. Общее воодушевление.
В сотню меня принимают неожиданно легко, и мы нестройной колонной идём прямо ко входу. Внутрь Белого дома нас не пускают, как мы рассчитывали, нас растягивают цепью вдоль главного входа и велят стоять.
Стоим. Постепенно темнеет. Холодает, начинается легкий дождь.
Время от времени из динамиков, расположенных в окнах Белого дома, разносятся нелепо воодушевлённые призывы Александра Политковского, басовитые, командирски мужественно сдержанные команды Руцкого. Хоть рыдай.
Толпа ликует: «Шеварнадзе привел танк!» «Язов застрелился!» «Осторожно, на гостинице «Украина» засели снайперы». Как спасаться от снайперов, никто не знает.
Вдоль нашей цепи ходят молодые командиры с повязками поперёк лица (чтобы КГБ не вычислило! – догадываемся мы) и велят намочить водой носовые платки – это от газа «Черёмуха», если он будет применён. Надо приложить к носу и дышать поменьше. Понятно. Мочим. Сомневаемся, конечно, что поможет, а самое главное: как это поменьше дышать?
Среди ночи появляются сведения о гибели троих ребят под танком. Толпа негодует. «Сейчас будет штурм! Нас не сломить! «Альфе» дан приказ! Если начнётся штурм – всем лечь!»
Кто-то каламбурит: «Забил заряд я в тушку Пуго!» Все хохочут. Эйфория.
Тем временем, холодает. Дождь усиливается. Хорошо, что я захватил зонтик. Народ где-то добыл дрова, и разжигает костры. Наверное, это просто мебель БД.
Обнявшись под зонтиком, мы с Мишкой ходим от костра к костру. Цепь давно распалась. 4 утра. Появляется гитара. Пробуем петь Галича, но песня не идет. Пробуем снова, но остальное ещё хуже.
«Вот и рассвет. Тени и дым.»
7 утра. Пора ехать на работу. Мишка продолжает дежурить: скоро снова митинг.
В общем, отстояли молодую демократию.
Бедные наши жёны сидели у Мишки дома и всю ночь по радио ловили каждое слово о том, что происходит у Белого дома. Думаю, мы до сих пор перед ними в долгу за эту ночь.
Это потом был 1993 год и расстрел танками того самого Белого дома, где нам за два года до этого, дуралеям и пушечному мясу, под крик гармоник довелось сражаться за свободу. И потом был развал и ваучеры. И потом мы стали нищими, получая по миллиону рублей в далеко не ежемесячную зарплату.
Мишкин Внешторг развалился. Пришлось перейти работать куда-то в частную фирму, потом и она почила в бозе, оставив его на улице.
В те годы Миша шаг за шагом прошёл все стадии от респектабельного советского яппи, элиты нашей интеллигенции, до человека, неожиданно для себя, вынужденного зарабатывать совсем не так, как привычно и предсказуемо складывалось прежде. Да и всем нам пришлось через это пройти…
«Неужели я не могу прокормить семью, имея высшее образование, два языка и пару сильных мужских рук?» – спрашивал меня Миша. Жизнь показала, что всё совсем непросто. Приходилось заниматься всем подряд. Мне, например, в это непростое время пришлось брать строительные подряды и класть кирпич или укладывать бетон тем, кто мог за это заплатить.
Сейчас, конечно, всё более-менее устаканилось. Но Миша не захотел возвращаться к прежней профессии. И то время, думаю, он оценивает иначе. Но мы тогда были именно такими. И нам сейчас не стыдно.


Миша Андрианкин на слёте куста Калужский
Любимая песня мишиной бабушки - «Час да по часу день проходит…». А от неё – и наша любимая песня. Русские народные песни мы любим и из-за того, что их любит и поёт Миша. Французские народные песни мы любим по той же причине. Да и арабские!
Увертюру к «Евгению Онегину» и весь первый акт мы знаем потому, что именно Миша его знает наизусть и нам напевает время от времени. Так же, как и всю «Пиковую даму», или всего Александра Вертинского. Весь Галич, Городницкий, Ким, Никитин, Берковский, Дулов, Окуджава, Высоцкий. Даже то, что они сами давно забыли.
Широта музыкальных интересов Миши очень нехарактерна для обычного любителя КСП. Тем, видимо, и дополняем мы друг друга. Потому и в Сарацинах.
У Миши абсолютный слух, он легко строит второй голос и любит петь ансамблем. Обладая ярко выраженным красивым и сильным баритоном, Мишка украшает любую поющую компанию. Когда сам поёт, конечно
Так и живём уже 30 лет. Сын Лёша и дочь Аня давно выросли и счастливы в своих семьях. Лёша легко выступает вместе с нами на концертах. Растут внуки и внучки. Можно не сомневаться – тоже будут петь.
«Нам время подарило пустые обещанья». Что делать. Наперёд ведь никто не знает. А пройти свой путь достойно и остаться собой дано не всем. Мише – дано