Воскресенье, 18 июля
Второй день торжеств по поводу дня рождения
друга.
Просыпаюсь на полу, на тонкой подстилке. Одеяла
почему-то нет. Наверно, и не было. Холодно и неуютно. На кресле,
как сброшенная старая кожа, валяются вылинявшие джинсы. В голове легкий
похмельный мандраж и еще что-то. На душе пусто, играют нервы – все как
положено, на ...
На кухне голоса, там жизнь. Медленно, чтобы
не потревожить неосторожным движеньем больную голову, натягиваю свою вылинявшую
кожу и тащусь туда, где жизнь. Жена моего друга спрашивает, буду ли я завтракать,
но я никак не реагирую, не способен пока еще. Прохожу мимо нее к
холодильнику, достаю бутылочку пива и выливаю содержимое в большую хрустальную
кружку. Сажусь. Жадно, с наслаждением и надеждой вытягиваю до дна. Делаю
небольшую паузу, затем принимаю первую рюмочку ледяной водки, вторую и,
с облегчением выдохнув, соглашаюсь. В сердце оттаяла льдинка, в виске
тепло застучало, в голове прояснилось и успокоилось, жизнь вернулась ко
мне. Я – в тонусе. Я способен рассуждать на вечные русские темы:
что делать, с чего начать и чем продолжить. Решаем начать с Верхнего города.
Гитара, Гжелка, расписные хохломские стаканчики – ничего не забыто. Поехали!
Верхний город. Набережная. Кремль. Обзор. Летчик-герой.
Великая русская река разливается широко, от
горизонта до горизонта, и радует глаз простором и светом. Хорошая русская
водка разливается на троих и греет душу чистотой и выверенным градусом.
Герой-летчик не пьет – он каменный. В нашем возлюбленном Отечестве не пьют
только памятники. Великолепный вид на противоположный берег – такая даль!
Свежий ветерок. Гитара весело вызванивает веселые песни.
Откуда-то снизу, как ясное солнышко из-за
бугорка, весело выглядывает по-детски округлое личико Райны.
Райна – системница. Голос Райны – серебристый
ручеек, улыбка Райны – ясное солнышко. Райна спрашивает: чья это песня?
Отвечаем: БГ. Райна хромает к нам, наверх. Опирается на палку. Чумазенькая,
а глаза чистые, голубые, как небо над головой. Райна берет гитару
и поет нам свои райские песни. Ее компаньонка по системным скитаниям –
серые внимательные глаза первоклассницы – слушает, шевелит-подпевает одними
губами, но уже через две песни озабоченно зовет, торопит подругу на Трассу.
Райна поднимается. Я знаю, я помню, я понимаю. Трасса – их любовь, их счастье
и несчастье, их религия и сама жизнь, Трасса – их всё. Она – основа
всей Системы. Синоним свободы или ее возможности. Когда великая асфальтовая
река несет их на своей могучей китовой спине,
а капитан-водила-дальнобойщик уверенно держит свой штурвал и по-отечески
улыбается, и робкие маленькие деревни разбегаются избами по сторонам дороги,
и белые летние облака роскошно громоздятся на высоком небе, и малые деревни
сменяют великие поля, а на полях упорно трудятся-тарахтят одинокие трактора,
по одному на каждое великое поле, и на душе просторно, как в поле и светло,
как на небе – это значит, что Система в действии, и девочки, как
птички, летят, девочки – счастливы, потому что свободны. Счастья вам, лягушки-путешественницы!
Удачи вам, последние романтики! Откуда вы хоть? Нет ответа. Знайте, я вам
немного завидую, вы плывете по жизни, все дальше и дальше, а мы в нее погружаемся
– все глубже и глубже.
Продолжаем погружение!
"Зззачем… ззачем
пил кррасное вино. Иии гаварил сасседке па сталу, Што я ллюблю… лллюблю
ее дав-но. И после целлловал ее в углу..." – поём мы. Песня
как песня, но сегодня она нам почему-то пришлась по душе. Наверное, потому
что написана вчера. Новорожденная песня пленяет слушателя, в ней есть особый
шарм, какой-то тонкий аромат, который со временем порой теряется. Новорожденную
песенку поешь так, как будто сочиняешь-импровизируешь на глазах у публики
– это подкупает. Вот и мужик, подсевший со своим пивом, утверждает, что
мы поем правду. Какая-такая правда?
А над Волгой-матушкой можно полетать на вертолете.
И-эхххх!
"На
ковре-вертолете ми-мо ра-ду-ги…" Нет, это не наш стиль. Наш
стиль – откос, вид на все четыре стороны и бутылочки светлой, одна за другой
слетающиеся к нам мотыльками на свет и гибнущие в наших ненасытных глотках.
И гитара, и песни, одна другой правдивее. Добродушный дядька, зазывала
покататься на вертолете, подставляет свой мегафон. "Чёо-ортава
баба, там-ление п-лоти... Зззавязила, как пушку в ба-лллоте..."–
рву жилы в мегафон. Публика оглядывается, улыбается лукаво и понимающе.
…
Вечереет. То ли это солнце садится, то ли
это мы успели погрузиться так глубоко, что нас уже не достают солнечные
лучи. Давно выпита и вторая, неизвестно откуда выплывшая бутылка водки,
и, кажется, третья, и рекой льется пиво. Столик летнего кафе на высоком
речном берегу. Хорошо, что к нам пришли наши жены. Они мудрые и трезвые.
Они тихо переговариваются друг с другом, только иногда вступая в разговор.
Забытая на газоне, онемелая гитара. Удивительно,
как она еще жива в таких перепитиях? Лежит себе, тихая и одинокая, как
забытая любимая женщина. Ее могут украсть, ее могут обидеть, а она, любящая,
покорно лежит и ждет, благодарная хотя бы за то, что убрали в чехол, надеющаяся,
что ее не оставят здесь лежать так навечно.
Пиво, пиво, пиво. Зачем оно мне сейчас, после
водки-то? Уже неважно. Неожиданное желание драться – сила в руках, ясен
путь, светел взор. Слава Богу, что не с кем. Ощущение, что вернулась студенческая
пора. Нет, дело не в том, что я тогда много дрался. Дрался я всего один
раз. В сущности и не дрался, а мне, козерогу-первокурснику, пьяному и зеленому,
начистили морду на моей первой же студенческой пьяной дискотеке. По правде
говоря, я мало что помню из того новогоднего вечера. Водоворот пьяных бессмысленно-счастливых
лиц вокруг, общий веселый шум, музыка, а потом, вдруг – расступившаяся
толпа, злорадное лицо этого драчуна-армянина напротив, рваная рубаха, чувство
обиды. Зачем он так? Зачем я так? Ничего не помню. Смутно помнится застолье,
много бутылок белой, огненно-обжигающей водки, девчонки какие-то малознакомые.
Кажется, из-за них и драка вышла. С той поры, собственно, драться больше
не приходилось.
Атмосфера праздника в этот вечер – вот что
оттуда, из студенческих лет. Говорим долго, весело и непонятно о
чем. Кажется, много вспоминаем. Окончательно темнеет. Кафе закрывается.
Мы поднимаемся, чтобы уйти. Остатки пива торжественно выливаются на середину
столика. Растерянное и боязливое лицо мужика, караулившего наши пивные
бутылки. Зачем я это сделал? Не понять. Ничего уже не понять. Темно. Теплая
летняя ночь. Мы на самом дне.
Плевать. Главное – весело. Зачем, зачем пил
красное вино… В сущности нас можно смело забирать в милицию – горланим,
нарушаем общественное спокойствие в центре города после одиннадцати вечера,
но, с другой стороны, песни веселые поем, не похабные, а милиционеров
на площади перед древним кремлем всего двое, а нас уже четверо.
И они пропускают нас, не трогают. Спасибо, милые! Сейчас я люблю всех,
даже милицию. Дык я ведь на него не посягал. И я над ним не издевался,
точно. Я только паспорт ему в руки не давал. А он мне руки за спину. И
бить по почкам. Нет, эту песню мы сейчас петь не будем.
Кремль. Ночь. Штраф за справление малой нужды
в неположенном месте. Откуда здесь, в ночи, в кромешных кустах, взялся
милиционер? Загадка. Но тридцатку отдать приходится. Без протокола.
Такси. Песенка по радио «Ай-яй-яй-яй-я-яй,
убили негра …» Слава Богу, на самом деле все живы.
|