|
|
|
|
|
|---|
|
Кажется, что все это было очень давно. Какие-то записи на "совковых"
аудиокассетах, которыми мои родители обменивались со своими друзьями, простые
и добрые песни, которые они пели в лесу у костра, и, конечно же, финальный
мотив, который исполняли в несколько голосов: "Как здорово, что все мы
здесь сегодня собрались...". "Кто написал эту песню?" - иногда спрашивал
кто-то. "Олег Митяев..."
Митяева очень сложно поймать в Москве. Перед интервью, накануне его 45-летнего юбилея, мы несколько раз созванивались, и Олег извинялся: "Сегодня встретиться не сможем - только что вернулся с гастролей. Завтра утром опять улетаю на концерты. Потом вернусь на пару дней и снова уеду...". Наша встреча, однако, состоялась. Сидим нa кухне, рядом гитара и записки, которыми Олега просто в невероятном количестве забрасывают восторженные поклонники. 1. "Олег, на какие оценки вы учились или вы по жизни только на гитаре играть умеете?" - Как выясняется, я крайне замедленного развития человек. Я не был готов даже к программе пepвoгo класса - получал только "колы" и "пары". Потом, пройдя через совершенно изнурительные лучения, я к восьмому, наверное, классу вышел на "тройки" и "четверки". Так что самой большой радостью в школе для меня были каникулы и перемены... - Как же вы с такой "любовью" к знаниям отважились поступить в монтажный техникум? да еще и на специальность "монтаж электрооборудования промзданий"? - Из-за любви к песне "Марш монтажников". Я тогда подумал: "Вот это работа! Вот это жизнь!". Но потом столкнулся с сопроматом, с другими точными науками и загрустил... К тому же ездить на занятия приходилось к восьми утра через весь морозный Челябинск! Но тут я для себя сформулировал: "Надо брать себя в руки! Если я сейчас не привыкну работать, то все пойдет прахом...". И ходил на занятия, получал какие-то оценки, очень четко при этом понимая, что все это не мое... - Чем-нибудь еще то время вам запомнилось? - Можно сказать, что у меня монтажный техникум перекликался со двором, где тогда ребята начинали играть на гитаре. Одной на всех. Сначала на ней было две струны, и все играли "Цыганочку". Потом появились остальные струны, и пошли маленькие и большие "звездочки", "лесенки", "барре", "Гимн восходящему солнцу" и весь набор песен тех лет: "От меня до тебя шагать", "Синий-синий иней" и т.д. Еще я увлекся плаванием, даже стал перворазрядником, но тут внезапно наступила армия. - Армия, по-моему, внезапно не наступает... - А у меня наступила. Я активно занимался спортом, плавал, и как-то мне обещали, что без армии обойдется. А в итоге получилось так, что вечером я еще тренировался, а утром оказался налысо обритым. Служить мне выпало в трудном месте сделает загадочную паузу) - в городе Москве... Я охранял адмирала флота Советского Союза, был матросом и носил морскую форму. -Моряк без моря... - Два года службы пролетели впустую. Я ведь тогда не знал, что буду писать песни, иначе во время службы уже стал бы что-нибудь сочинять. - Так когда же вы написали самую первую песню? - В 79-м году. После армии я поступил в институт физкультуры, на факультет плавания, естественно. И однажды, во время лекции по плаванию, на свет появилась песня "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Вторая песня, "Волшебные дома", появилась только через год, в тот момент, когда я шел из родильного дома - у меня родился сын. И все последующие вещи тоже случайны. Когда вышел мой первый альбом "Давай с тобой поговорим, в него вошли песни, написанные за 10 лет. - В институте физкультуры у вас оценки были получше, чем в школе? - Поразительно, но закончил я его с отличием. У меня не было ни одной четверки, и я получал Ленинскую стипендию. При этом я не так уж блистал знаниями, сколько играл образ знающего человека. Тогда и подумал: "А не актерская ли профессия мне уготована?". Практически все знакомые тогда утверждали, что я учусь не там, где надо. - И в результате вы поступили в ГИТИС... - ...где мы встретились с Михаилом Евдокимовым. Свое мастерство мы с ним друг на друге оттачивали в курсовых спектаклях. Потом я снялся в нескольких кинокартинах, но образ у меня там был практически один и тот же - человек с гитарой. Вот, теперь вы видите, что ни одно из моих образований мне не пригодилось, потому что в результате я пишу песни и выступаю, где попросят. - Это означает, что с актерской карьерой покончено навсегда? - Сейчас поступают какие-то предложения: как в телевизионных фильмах сниматься, так и в художественных. Но я соглашусь только в том случае, если картину будет делать очень уважаемый мною режиссер. Например, Георгий Данелия или Петр Тодоровский. - Песни вы пишете уже с добрый десяток лет. Не надоело, если честно? - Мне, к сожалению, не так часто это удается. Так, чтобы сесть и, как вы говорите, что-нибудь пописать. А в целом это занятие мне очень нравится. Даже кажется порой, что это идеальная форма жизни. Потому что писать - это для меня значит бездельничать: читать, встречаться с друзьями, подолгу с ними беседовать. Иногда выступать... Хотя, вы знаете, моих концертов, откровенно говоря, могло бы быть и поменьше. Но когда собираются полные залы и я знаю, что люди меня ждут, приходится ехать и выступать. 2. "Глаза у вас всегда такие грустные-грустные. Это ваше обычное состояние?" - Олег, недавно вам исполнилось 45. И, безусловно, рано подводить итоги, но вот одна из ваших песен называется крайне пессимистично - "Неутешительные выводы". К чему бы это? - Итоги не надо подводить, поскольку это слишком никчемное занятие. Итоги подведут, когда тебя не станет. И все расставят по местам. Или не расставят... А что касается песни "Неутешительные выводы", то она совсем по другому поводу была написана. Давайте не будем уточнять - гораздо важнее, что думают те люди, которые ее слушают. - Говорят, что если в песне человек полностью раскрывает свою душу, то в обычной жизни он, наоборот, старается избежать внимания к своей персоне... - Наверное, и я этого не избежал. Дело в том, что в песнях это исключительная ситуация - быть искренним. У меня есть время подумать, что я говорю. А в жизни довольно часто мы не можем избавиться от ответственности зато, что произносим вслух. Знаете, меня всегда удивлял Булат Окуджава. Он никогда не менялся. Он оставался самим собой, и, как я позже понял, это было и в его поведении, и в его взглядах. Он оставался искренним даже тогда, когда искренность могла ему повредить. По большому счету, это безусловно привилегия интеллигентного человека. - Ну а вы способны быть по-настоящему искренним? - Не всегда... Есть, например, личная жизнь, о которой не хотелось бы рассказывать. Или же вещи, которые не хочется произносить, потому что люди решат, что ты хочешь себя приукрасить. - Вы считаете себя счастливым человеком? - Очень многие, начиная от Володина, уже сказали: "Стыдно быть несчастливым...". Видимо, я лирик. А лирики поэтизируют окружающую действительность. Поэтому вся наша жизнь, вместе с кровью, навозом, лепестками яблони и свежим морозным воздухом, доставляет мне колоссальное удовольствие. Единственное, что мешает радоваться, так это то, что не все лирики. И слишком много горя вокруг. - Странно, что при этом в вашем творчестве регулярно проскальзывает образ одинокого молодого человека... - Да. Это даже один немец в свое время подметил. У меня в Кельне должен был выйти компакт-диск, и к нему решили выпустить специальный вкладыш с поэтическим переводом каждой песни. Сначала немецкие студенты готовили подстрочник, а потом поэт Алекс Пиотровский на их основе сделал перевод. И один из студентов тогда сказал: "Во всех песнях приблизительно один и тот же сюжет. Лирический герой осенью сидит на вокзале и либо кого-то встречает, либо куда-то уезжает сам...". - Вы согласны с этим? - В действительности я никогда не задумываюсь, каким будет сюжет новой песни. 3. "В своих песнях вы часто упоминаете собак. Она у вас какой породы?» - Если бы меня в детстве кто-нибудь спросил, кем я хочу стать, то я бы с уверенностью ответил - собаководом. Я тогда не знал, что эта профессия называется кинолог, что мне не помешало приручить всех собак в округе. Я с ними нашел общий язык, всех прикормил. Еще я строил собакам будки, а зимой они меня на лыжах возили по озеру. А когда приезжали отловщики дворняг, то я делал большое тимуровское дело - собирал всех собак и прятал. - Странно, что я не наблюдаю собаки в вашей квартире. - Если бы у меня жила собака, то она бы давно погибла. Такой уж у меня нестабильный стиль жизни... - Хобби у вас есть? - Основное мое хобби, при этом еще и оплачиваемое, заключается в том, что я пишу песни. А вот метание ножей, что звучит довольно кровожадно, сохранилось с юношеского периода. - Откуда же столь странное увлечение? - В детстве насмотрелся ковбойских фильмов, а потом, заточив все столовые ножи, метал их в дверь кладовки. Только давайте уточним - это вовсе не кровожадность, а просто увлечение техникой метания. Помню, как в эпоху монтажного техникума я заточил кусок проволоки и выиграл в споре, попав девять раз из десяти в пачку сигарет с расстояния в семь метров. Получил хороший немецкий штык-нож, который отец тут же куда-то спрятал. 4. "А я просто тащусь от вашей песни про выход из запоя!" - Родители вас держали в строгости? - Конечно! У меня очень правильные рабоче-крестьянские родители, поэтому дома не было слышно мата, и практиковалось уважительное отношение друг к другу. Хотя меня иногда пороли. - Это за что же? - Да мало ли за что! Например, за выстриженные ромбики на новых занавесках. Знаете, я очень благодарен своей маме. Я мог психануть по какому-нибудь поводу, выйти, громко хлопнув дверью, но тут же от нее за это получал. И для меня это оказалось правильно, потому что в дальнейшем я научился держать себя в руках. - Вы росли в обычном дворе или, как это принято говорить, в окружении шпаны? - Вот уж действительно, по части шпанистости и мордобоя у нас был настоящий бандитский двор. Очень лихие ребята! В дальнейшем кое-кто проявил свою лихость, став, например, одиннадцатикратным чемпионом мира по хоккею. Это я про Сергея Макарова говорю. Или Сергей Стариков, тоже хоккеист, выросший в нашем дворе. Правда, он был моложе нас, и никто тогда не принимал его всерьез. Ну а другие ребята, не менее талантливые, чем Макаров и Стариков, сели в тюрьму... - Вы, в свою очередь, тоже "лихачили"? - Нет, у меня иначе все сложилось. Я был не очень лихой, но поскольку все ребята были для меня своими, то я их не боялся, и они меня не трогали. К тому же же родители за мной тщательно следили: даже юношеские попытки закурить туг же пресекались... - А выпивка? - Тут другое... Отец систематически "закладывал", поэтому с детства я знал, что это плохо. И не пил до 30 лет. - А потом? - А потом мы как-то загуляли с "Лицедеями"! (Смеется). Но так, конечно, тоже нехорошо... Во всем нужна мера. - Тем не менее в ваших песнях ликеро-водочная тематика изрядно представлена... - В нашей жизни без этого не обходится. А песни - это отражение жизни. 5. "Почему вы на концертах в одних и тех же штанах? Если хотите, ты вам новые купим. Группа студентов - Сколько, если не секрет, стоит ваше выступление? Вот "злые языки" утверждают, что не меньше трех тысяч долларов... - Это очень добрые языки. Иногда мы даже бесплатно выступаем. А у меня на родине в Челябинске, кстати, даже открыт благотворительный фонд Олега Митяева. Самое главное, я считаю, заключается в том, что гонорар должен быть адекватен. - Про бардовскую песню в последнее время ходит много легенд и слухов. Например, что барды - это тоже мафия, а вы в ней как "крестный папа"... - Так интересно все это слышать... (смеется). Нет, мафии из бардов не получится. Дело в том, что каждый бард по-своему индивидуален и тем интересен. В результате получается, что нас невозможно объединить. Такие попытки делались, но ни к чему не привели. - Может быть, дело в том, что бардовская песня умирает как жанр? - Это музыкальные критики должны разобраться: умирает или не умирает. Лично у меня такого ощущения нет. - А вы не боитесь остаться без куска хлеба? - По-моему, в наше время это довольно сложно. Хотя такие вопросы время от времени, наверное, каждый человек себе задает. Примером тому может служить незабвенное 17 августа. Я в тот день для себя понял, что если что-то не так у меня пойдет с песнями, то смогу совершенно спокойно разгружать вагоны и, перетаскивая ящики, записывать какие-нибудь строчки. - Но лучше всего, конечно, работать дворником. Во-первых, это благородно - ты очищаешь планету от мусора. Во-вторых, это физическая нагрузка, которой так не хватает. В-третьих, есть возможность наблюдать природу во все времена года. И самое главное - днем есть свободное время, которое можно потратить на чтение и гармоничное развитие личности. - В целом вы производите впечатление довольно самодостаточного человека. Но, может быть, есть в вашей жизни что-то такое, чего достичь пока не удалось? - Самого главного я достиг в момент рождения. Просто жить на белом свете уже само по себе большое счастье. А остальное счастье заключается в умении устранять те мелочи, которые мешают тебе жить... Беседовал Андрей ТУМАРКИН
Сергей Никитин - мастер художественного плова В театре - студии Олега Табакова служит "завмузом" и время от времени
дает концерты - маленькие, камерные, зальчик на 100 мест - Сергей НИКИТИН.
Он опять поет про то, что стало нам так ясно, как хорошо быть молодым и
что собака бывает кусачей, только пока живут на свете дураки, - и когда
он про это поет, зальчик по-прежнему энтузиазменно подпевает, и все вообще
происходит очень похоже на то, как было "тогда". Только грустно, как тогда
еще не бывало.
- Как же я могу производить веселое впечатление, если мне не весело?.. У меня только неделю назад закончился - очень надеюсь, что закончился, - период вообще полного отсутствия в жизни, который в острой форме длился три месяца, а в вялотекущей - последние два года. Раньше я только понаслышке знал, что с творческими людьми такие вещи случаются, а теперь вот... на себе испытал. Не очень это весело, должен вам сказать. - И что в это время с вами происходило? - А в том-то и дело, что ничего не происходило. Я даже не выпивал, слава Богу. Я только много спал и много читал. Обнаружил в доме книги, которые сам же и покупал, но прочесть так и не удосужился. Теперь прочел... Самое скверное, что музыка не пишется. Выскакивают лягушки какие-то, банальные, противные, и приходит ощущение, что ты - полная бездарность. А потом начинаешь завидовать - не кому-то там, а себе же самому, только тому, прежнему, которому удавалось. А теперь непонятно, как тебе это удавалось, откуда бралось?.. Вот хуже этой зависти к себе ничего вообще нет. Как и нет ничего лучше радости, когда снова получается. Получается, получается, жить стоит, жизнь продолжается!.. Меня такие всплески могут привести... ну, чуть ли не к нервному срыву. Потом катарсис наступает... И появляются силы жить дальше. Тогда я кидаюсь к телефону, всех оповещаю: "Я живой, люблю, помню, целую..." Недавно я три дня на телефоне провисел, сообщил эту радостную новость маме, теще, друзьям... Потом оказалось, что я кучу дел запустил, надо деловые звонки совершать... В доме видите, что творится?.. Тоже не мешало бы... - А где ваши близкие? - Во всякой семье бывают, наверное, такие периоды, когда нужно немного разъехаться. Татьяна... она сейчас в Италии работает. Как вам известно, она два года проработала в Министерстве культуры. Ну, более вредной работы придумать себе трудно. Я вообще-то не очень это приветствовал, но раз уж она решила... Ну вот, а теперь наши друзья-итальянцы предложили ей заниматься опять же культурой, но уже итальянской. Последний раз мы с ней виделись в декабре в Германии. Сейчас она в Москву заехала. Следующий раз, наверное, увидимся в Америке, чтобы семью немножко воссоединить. У нас сын там в университете учится. Попал он туда случайно совершенно. Учился на филфаке МГУ, заполнил как-то анкеты, послал - и оказался первым советским студентом в Дартмут-колледже, где на волне любви к Горбачеву вдруг решили брать русских бесплатно. Теперь там около двадцати наших ребят, кажется... А Саша сейчас в аспирантуру поступает по специальности "Сравнительное литературоведение", диплом защитил по теме зла у Достоевского, Эдгара По и Бодлера... - Вас в его годы интересовал Бодлер? - Не помню, честно говоря. По-моему, меня с тех пор, как я начал взрослеть, и по сию грустную пору интересует, могут ли люди хоть на самом поверхностном уровне друг друга понимать? Назовите это, если хотите, "темой коммуникабельности", или "темой взаимопонимания"... Вот я вам что-то такое про себя говорю, вот вы мне так в глаза смотрите, говорите: "Да, понятно..." А думаете, мне понятно, что именно вам понятно?.. - И в результате своих длительных раздумий к какому выводу вы пришли? Случается ли когда-нибудь кому-нибудь кого-нибудь понять?.. - Случается, но крайне редко. И только некоторым. Гердт рассказывал, один его знакомый ребенок называл таких людей "родным веществом". У меня такое "родное вещество" - Дима Сухарев... Недавно мы с ним работали над новым произведением, писали водевиль для Ирины Муравьевой... "Мы с ним" - это очень нагло с моей стороны утверждать, потому что он-то писал, а я, как уже говорил, пребывал в депрессии. И вот когда он уже всю свою работу сделал, а я к своей еще не прикоснулся... Мне было очень стыдно, а он себя так повел... он меня не только не стыдил, не пытался стимулировать мой чахлый творческий тонус, а только, когда ему удавалось ко мне прорваться, спрашивал, чем он мне может помочь. Ну хоть чем-нибудь. Может, просто надо приехать и обед приготовить? Или белье в прачечную отнести?.. Господи, как я был ему благодарен! Кстати, режиссер этого водевиля, Леонид Эйдлин. который оказался совсем уж пострадавшей стороной - процесс же закручен, декорации заказаны и уже даже готовы, а моя депрессия в смету не входит, - тоже проявил совершенно удивительное терпение и великодушие. Когда я ему - в очень редкие моменты! - все-таки звонил сказать, что я живой, просто у меня ничего не получается, он говорил, что это большое счастье и, раз я жив, значит, размеры беды еще не так велики... Я, в тоске своей, думал: "Издевается, хочет в объятиях задушить..." А потом понял, что он это искренне говорит. В результате в какие-то три дня произошел наконец со мной долгожданный взрыв, и пошло, пошло... Этот бенефис Муравьевой вскоре должен играться в Москве, а потом поедет по России. - Вы сейчас вообще как живете - замкнуто?... , - Ну как вам сказать... Не слишком. Завтра, в Татьянин день, мы к Гердту традиционно идем. У него жена тоже Татьяна, и это, как вы понимаете, повод серьезный. Иногда ко мне друзья приходят на плов. Плов, должен вам сказать, - это такое явление... социальное. Для двоих его не делают, минимум нужно человек шесть, чтобы есть плов. Меня научил его делать мой тесть Хашим Умарович Садыков, который даже среди своих земляков в Душанбе считался большим мастером. Мне, конечно, только в отдельных исполнениях удается достичь его уровня, но, тем не менее, Гердт назвал меня как-то мастером художественного плова. И я этим горжусь. А тут недавно пришел к маме, и она мне подает какую-то очень вкусную гречневую кашу со шкварками и курагой и говорит: "Это - каша от Макаревича!" Тут у меня прямо эта каша вместе с этими шкварками в горле и встала. - От ревности? - Конечно, от ревности. Каша-то была прекрасная! Я хочу предложить Макаревичу состязание в плове. Без всякого телевидения, по гамбургскому счету... А вообще он, конечно, молодец. Мне нравится его сольное пение, мне нравится его "Машина времени", и мне нравится его "Смак"... Тем более нравится, что кулинария там как-то и не главное, главное - что люди просто на свободе кайфуют... Я знаю по себе: это прекрасный и возвышенный момент, когда делаешь где-нибудь на выезде плов, и всех гостей еще нет, есть только хозяева, и ты с ними режешь, чистишь... Ну, может, заранее по рюмке водки выпили, и все со-вер-шен-но свободны... - Так бывает, только когда вы готовите плов? - Так часто бывало... раньше. В течение многих лет у нас был такой способ отдыха на турбазе Дома ученых, в Латвии, на Гауе... Знаете, это был, как я сейчас понимаю, какой-то миникоммунизм, утопический и прекрасный. Собирались люди, которым друг от друга ничего не было нужно, ну абсолютно ничего, кроме общения. И там у нас были такие самые-самые простые радости. Было некое место под тентом, большой такой стол, где по вечерам зажигались свечи, и никто не заставлял Булата Шалвовича петь, просто наступал момент, когда ему самому это... захачивалось... Мне там сочинялось естественно, и естественным было желание тут же это показать друзьям... Там вообще никто никого делать ничего не заставлял, и никому не надо было выпендриваться. И это были моменты высокого счастья. А счастье заключалось в том, что каждый мог быть самим собой... Как же это кафе-то называлось, в котором все творилось?.. Оно ведь как-то называлось... Забыл. Ну, не важно. Яна ЗУБЦОВА, Юлия ФРИД
|
|
|
|
|
|
|---|