Это был один из самых необычных концертов, на которых довелось мне присутствовать. Когда луна фонарем повисла над озером, прожекторы выхватили из полутьмы плавучий помост для исполнителей, сделанный в виде гигантской гитары. Его обрамляли с двух сторон парусные лодки, окаймленные разноцветными лампочками, а задником служил борт бригантины, несшей на мачте флаг песенного фестиваля. Не менее экзотично выглядел и «амфитеатр» - зеленый склон прибрежного холма с десятком тысяч зрителей и «партер» на озерной глади, где слушатели расположились на байдарках, лодках, надувных плотиках. А на противоположной стороне озера - величественная панорама лагеря с сотнями выстроившихся в шеренги разноцветных палаток и неторопливыми дымками костров, уходящими в лиловое вечернее небо.

Почти до рассвета сменяли друг друга на очередной эстраде певцы из многих городов страны. Последним появился бард - золотоволосый, с синими, как лесные бочажки, глазами; он вышел на помост-гитару прямо из чащи, тронул струны и запел. Мягкий задушевный баритон его задевал что-то сокровенное, нежная, пастельная мелодия лилась свободно и привольно. Да и сама песня, рассказывавшая о вдохновенной игре пианиста, естественно вписывалась в настрой ночного концерта:
 
 
 
 

«Вошел он в комнату ко мне
И сел к роялю, И с гор потоками камней
Прелюд роняет. Вот на басах зеленый тон
Проснулся в роще, И стал пейзаж со всех сторон
Ясней и проще. И снова полудремный лес,
Ромашки, маки, И звон косы, и синь небес,
И лай собаки...»
Было это в конце 60-х годов на Фестивале туристской песни памяти Валерия Грушина - студента, геройски погибшего в Саянах при спасении детей, тонувших в горной речке. На этом самом представительном форуме гитарных певцов, собравшихся на озере Мастрюково под Куйбышевом, насчитывалось до сотни участников, среди которых были самые именитые барды. Однако все члены жюри, в том числе и автор этих строк, отдали свои голоса синеглазому певцу из Свердловска - Александру Дольскому, ставшему победителем фестиваля.

Я назвал А. Дольского времен 60-х годов бардом. Сейчас этот вид искусства чрезвычайно популярен на всех широтах нашей планеты. Поэтическое музицирование оказывало и оказывает огромное влияние в первую очередь на молодежь.

Истоки современной самодеятельной гитарной песни в нашей стране надо искать в 50-х годах. Зарождалась она в туристских походах, у костров, в непосредственном общении с природой и поэтому носила тогда в основном характер лирико-романтический. Из песни в песню кочевали бесконечные «костры», «туманы», «гитары;;, «кеды», «рюкзаки» и т. д. воспевалась экзотика далеких морей, алых парусов, пиратских бригантин. Правда, лучшие представители первого поколения бардов - Ада Якушева, Юрий Визбор-в наиболее зрелых вещах уходили от установившегося шаблона; однако общий уровень самодеятельной (будем называть ее условно так) песни оставался все-таки довольно невысоким.

Но культура - музыкальная, литературная - молодежи росла. Ее уже не могли удовлетворить песенные поделки - нарочито бравые, бодряческие, со стандартным набором внешних атрибутов лирики и романтизма. И определилось новое направление в гитарной песне, где на первый план стали выходить подлинная гражданственность, героика, философичность, а если лирика, то глубокая, сокровенная.

Барды новой волны - ученые, инженеры, педагоги, студенты - в своих песнях стали стремиться к самовыражению, к тому, чтобы средствами поэзии и музыки определить свою гражданскую позицию, свое отношение к людям, к окружающему миру. Стихи о красоте природы, о туристском кочевье теперь все чаще и чаще цементировались философскими мыслями, размышлениями, превращались в умных советчиков слушателей. Поэтому первоосновой гитарной песни стала утверждаться поэзия, именно она теперь определяла ее настрой. И не случайно самодеятельные сочинители музыки стали то и дело обращаться к произведениям профессиональных поэтов, к тем из них, которые помогают формировать характер, зовут к размышлениям, воспитывают в людях силу духа, мужество, благородство.

О необычайно ныне возросшем уровне творчества самодеятельных авторов новой волны свидетельствует тот факт, что их песни стали брать в свой репертуар профессиональные исполнители. Так, «Гренада», написанная инженером В. Берковским на стихи М. Светлова, или «Песня о маленьком трубаче» (стихи физика С. Крылова, музыка его коллеги С. Никитина) прочно вошли в репертуар Е. Камбуровой, многих ВИА и до сих пор звучат с эстрады. С 60-х годов становятся известными имена таких самодеятельных авторов и исполнителей (кроме вышеупомянутых С. Никитина и В. Берковского), как кандидат химических наук А. Дулов, радиожурналист Б. Вахнюк, педагог В. Егоров, инженер А. Дольский.

В подъеме авторитета гитарной песни, ее художественного качества большую роль сыграло то обстоятельство, что к ней обратился и ряд одаренных профессиональных литераторов (Б. Окуджава, Н. Матвеева, М. Анчаров), известных актеров (В. Высоцкий, В. Качан и другие), которые облагородили ее, подняли на более высокую ступень.

И если в первые годы развития самодеятельной песни к ее авторам и исполнителям отношение было скептическим, а порой и откровенно отрицательным, то ныне она получила полное признание. Исчезла та настороженность, а иногда и просто высокомерие к гитарной песне, когда ей отказывали в праве выхода на телеэкран, на исполнение с профессиональной эстрады, на публикацию в печати. Лучшие из бардов получили известность как в широкой, так и в самой взыскательной аудитории, утвердились на профессиональных подмостках, их стали охотно приглашать к участию в кинофильмах, в театральных постановках.

Нельзя при этом не заметить, что проникновению самодеятельной песни на профессиональную эстраду, радио, телевидение, в кино, росту популярности бардов немало способствовало и то обстоятельство, что начали приедаться расхожие шлягеры, особенно те, где исполнитель их дергается, будто его самого подключили к электрической сети, да еще прибегает к помощи разбитных молодцов, ошеломляющих слушателей набатными аккордами электромузыкальных инструментов. Гитарная песня - доверительная, искренняя, как правило, умная - стала своеобразным протестом против вторжения на эстраду бездумных попевок с малоосмысленным текстом, разухабистых танцевальных ритмов.

Нагляднее всего эволюцию творчества авторов и исполнителей-любителей, приведшую к их полному признанию в профессиональной среде, можно проследить на примере Татьяны и Сергея Никитиных. Начав с участия в самодеятельности ЛГУ, они стали известны самым широким кругам слушателей и зрителей, телевидение посвящает им специальные передачи. Сергей Никитин напел песни Микаэла Таривердиева для фильма «Ирония судьбы, или С легким паром», сочинил музыку к нескольким спектаклям московских театров, его мюзикл (совместная работа с В. Берковским) «Али-Баба и сорок разбойников» выпущен фирмой «Мелодия».

Признание пришло и к другим представителям гитарной песни. «Хромой король» А. Дулова в исполнении популярных вокалистов и ансамблей многие годы не сходил с эстрады. Б. Вахнюк прочно утвердился в кино. Он не только пишет песни для фильмов, но и сам поет их с экрана. Можно назвать и другие имена.

Окончательно отошел от любительства Александр Дольский. Вот уже несколько лет, как он выступает на профессиональных подмостках - сперва как солист Ленинградского театра миниатюр, затем как артист Ленконцерта. За короткий период выпущены диски с записями его песен, его музыка звучит в спектакле А. Райкина «Его величество театр», телевидение регулярно знакомит зрителей с творчеством певца.

Для Дольского этот переход в иное качество вполне закономерен, хотя и тут не обошлось без вмешательства случая. На этот раз судьба приняла облик народного артиста СССР А. Райкина. В преддверии Шестого Всесоюзного конкурса артистов эстрады, происходившего в Ленинграде в 1979 году, он сказал Дольскому:

- Саша! Не настало ли для тебя время определиться? Есть для этого прекрасная возможность - начинается эстрадный конкурс. Я верю в твой успех. Л в случае чего... Наука от тебя не уйдет.

- А нужно ли это мне? - нерешительно спросил Дольский.

- Нужно! - с непреклонной убежденностью ответил Аркадий Исаакович.

Мнение Райкина, его веское слово сделали свое дело. Да и сам Дольский все сильнее ощущал тяготы своей раздвоенности. Как старший научный сотрудник НИИ градостроительства в Ленинграде, он занимался серьезными исследованиями в области экономики, а как певец при первой возможности выезжал, вылетал во все концы страны на встречи со своими слушателями, каждый свободный час отдавал сочинительству.

И он решил попробовать свои силы на конкурсе. Правда, опасения не покидали его. Предположим, неудача? Это неминуемо повлечет за собой, особенно при его ранимости, душевную травму, которая в тот момент (он как раз готовился к защите кандидатской диссертации) могла серьезно помешать ему. Ну, а если он добьется успеха? Тогда перед ним встанет не менее сложная проблема: бросать науку ради искусства или нет?

Испытать конкурсные перипетии пришлось почти без всякой подготовки. Саша волновался больше, чем следовало, был не совсем взыскателен к себе при выборе репертуара. Но успех все-таки пришел к нему-второе место (первое вообще не было присуждено) для кон-курсанта-любителя, бросившего вызов профессионалам, стало своеобразной сенсацией.

И тут Аркадий Исаакович не оставил Дольского наедине со своими колебаниями.

- Я верю - ты артист, - сказал он Саше, - и твое призвание - сцена.

Дальнейшие раздумья стали неуместными после того, как Райкин предложил ему стать артистом Ленинградского театра миниатюр.

Отдавая должное роли Райкина в судьбе Дольского, надо все же признать, что поворот в его жизни был предопределен задолго до этого, все вехи биографии как бы вели на профессиональную эстраду.

Детство... Отец, Александр Викторович Дольский, заслуженный артист РСФСР, премьер Свердловского академического театра имени А. В. Луначарского, а затем Куйбышевского театра оперы и балета. Мать, Елизавета Александровна, балерина, выпускница Ленинградского академического хореографического училища имени А. Я. Вагановой. Уже в ранние годы он дышал воздухом кулис, чутким ухом ловил и запоминал полюбившиеся мелодии, напевал их дома и в школе. И если быть точным, то первый выход Саши на профессиональную сцену состоялся, когда ему было... одиннадцать лет-он выступил в Свердловском театре с хором мальчиков в операх «Пиковая дама» и «Кармен». А годом раньше стал играть в школьном оркестре на гитаре-семиструнке.

Позже Саша пробовал себя в игре почти на всех инструментах, но так и остался преданным рыцарем гитары. Жизнь бросала его в разные стороны. Был он в юные годы слесарем, потом поступил на строительный факультет Свердловского политехнического института, одновременно учился на вечернем отделении Свердловского музыкального училища имени П. И. Чайковского по классу гитары. А потом ему очень повезло: он попал в руки известного на Урале гитариста и педагога Л. А. Воинова. Человек, влюбленный в свой инструмент, отдавший ему всю жизнь услышав Сашину игру, сам предложил с ним заниматься и несколько лет отдавал ему не только время, но и душу. Он не щадил своего ученика, ставил перед ним сложные профессиональные задачи, заставлял играть классику: Э. Гранадоса, И. Альбениса, Э. Вилу-Лобоса, современных композиторов. Недаром ныне в репертуаре Дольского есть песня, посвященная этому инструменту «влюбленных и романтиков»:

«Оркестрик бродяг и скитальцев -
На вид и легка и послушна.
До крови изранены пальцы
У тех, кто постиг ее душу».
- Но, наверное, самая большая заслуга моего учителя в том, - рассказывает Александр, - что он, благодаря своему большому опыту, а может, интуитивно, угадал мое настоящее призвание, понял, что игра на гитаре для меня лишь ступень к чему-то большему. И когда я завершил учебу в музыкальном училище, он сказал мне: «Думаю, что в консерваторию поступать тебе не следует. Пусть гитара станет для тебя не работой, а радостью. Ведь круг твоих интересов гораздо шире, ты способен в искусстве ко многому...» И эти слова запали мне в душу.

На первых порах казалось, что Воинов не угадал. Дольский стал почти профессиональным музыкантом - выступал как концертант на эстраде, играл партию гитары в оркестре Свердловского оперного театра. Более того, на Всероссийском конкурсе артистов эстрады в 1960 году он, соревнуясь с исполнителями на музыкальных инструментах, стал даже лауреатом. И все же у Воинова были основания предполагать, что его воспитанник не остановится на гитаре. Он знал, что Саша уже с первого курса учебы в Политехническом институте играл в студенческом ансамбле на контрабасе, саксофоне, банджо, конферировал и даже писал тексты к модным тогда танцевальным мелодиям - року, твисту; характерно, что и в этих немудрящих текстах он стремился выразить какую-либо мысль, рассказать какой-либо жизненный сюжет.

Может быть, его разбросанность, всеядность в творчестве продолжались бы и дальше. Но тут он впервые услышал Булата Окуджаву. Это было потрясение, прозрение - трудно найти слово, которым можно выразить, что он испытал тогда.

Первые его опыты в новом жанре были подражательны, «дух Окуджавы» витал над ним. Но постепенно Александр нащупывает свою манеру - его песни начинают отличаться подлинной поэтичностью, насыщаются неброской, не парадной романтикой, в них проступает какая-то особенная, светлая грусть; мелодии его пленяют акварельной прозрачностью; даже мажорные произведения лишены и намека на какую-либо разухабистость.

Как человек требовательный к своему искусству, Дольский понимал, что стихи, которые он сочиняет, не отвечают высоким критериям, что характер его песен определяет пока музыка. Александр ночами просиживает над книгами, изучая теорию стихосложения, по-новому прочитывая Пушкина и Шекспира, открывая для себя Уитмэна, Бодлера, Жака Превера, переводя зонги Бертольда Брехта. И настал момент, когда представительство музыки и поэзии в его творчестве становится равным. Это дает ему толчок, чтобы заняться и теорией композиции.

Дольского начинают приглашать на Свердловское радио, телевидение, он пишет музыку, песенки для местных театров. Но по-настоящему вера в себя пришла к нему на фестивалях самодеятельной песни. Сначала это были состязания бардов в самом Свердловске, затем в Новосибирске, Челябинске. Пробным камнем стал для него фестиваль в Москве, происходивший в Большом зале МГУ, где соревнование с такими уже признанными авторитетами, как С. Никитин, Б. Вахнюк, не завершилось для него бесславно.

И наконец то его триумфальное выступление на форуме самодеятельных певцов под Куйбышевом, о котором шла речь вначале...

Я так подробно остановился на творческой биографии Дольского только потому, что хотел подчеркнуть: хотя он до определенного момента оставался любителем, но никогда не был дилетантом. Чем бы Александр ни занимался - игрой на гитаре, сочинением стихов, композицией, исполнительской деятельностью, - он всегда с профессиональной дотошностью, глубиной, с чувством величайшей ответственности относился ко всем сторонам своего творчества.

А теперь обратимся к сегодняшнему Александру Дольскому, попробуем разобраться, в чем секрет его актерского обаяния, его успеха.

...На эстраду выходит скромно одетый молодой человек, садится на стул, берет обычную гитару-шестиструнку и начинает разговор - негромко, раздумчиво, так, словно он не артист, а человек, пришедший к нам в гости. Не поучает, не изрекает непреложные истины, а рассуждает. И о чем бы он ни говорил - о любви и ненависти к войне, о доброте и радости жизни, о людской боли и тревогах, - чувствуется, что все это выстрадано, выношено. Иногда Александр начинает со стихов - своих или принадлежащих Шекспиру, Байрону, русским и советским классикам, иногда с короткой музыкальной пьески-они служат своеобразным камертоном к очередной песне.

Чем же все-таки Дольский берет слушателей за живое? Думается, прежде всего тем, что поэзия, лежащая в основе его песен, проста, но не банальна, человечна, хотя в то же время по-настоящему романтична, умна. И подкрепляется она музыкой самого Александра, чаще всего глубоко лиричной, органически слитой со стихами авторским отношением, авторским пониманием произведения. Все это дополняется подкупающей артистичностью исполнения, мягким, выразительным голосом. Часто, сохраняя триединство (поэт, композитор, исполнитель), Дольский (так же как Окуджава, Анчаров) как бы возвращается в далекие времена, когда какой-либо безвестный неграмотный сочинитель - пастух, ремесленник, коробейник, - аккомпанируя себе на дудке или жалейке, пел песню под окном своей любимой. И стихи и мелодия, сплавленные в единое целое, пробивались из сердца талантливого самородка, как родник, выражая его чувства, его настроение. И сила этого сплава была такова, что многие песни, рожденные в гуще народной, прошли через века, дошли до наших дней и исполняются сейчас самыми знаменитыми певцами.

В творчестве Дольского есть еще одна особенность, выгодно отличающая его от многих исполнителей, поющих под собственное сопровождение на гитаре (как любителей, так и профессионалов). Если у них гитара играет подчиненную роль м аккомпанемент не выходит из пределов пресловутой тональности ре-минор, то гитара Дольского - его равный партнер, и ей принадлежит половина успеха. Пальцы его в свое время были «изранены струнами» не зря. Он владеет инструментом виртуозно, любимая им шестиструнка плачет и смеется, по его желанию может отозваться хрустальным звоном клавесина, рассыпаться трелью балалайки, простучать сухой дробью барабана. И он с полным основанием включает в свои программы музыкальные пьесы, демонстрируя игру мастерскую, изящную, темпераментную.

Дольский умело пользуется многогранностью своего дарования, создавая на эстраде образ современного молодого человека - с открытой душой, искреннего, интеллигентного, но не ставящего себя выше слушателей. Но в то же время это и не рубаха-парень, он всегда держит дистанцию между собой и аудиторией. Чрезвычайно чуткий к ее составу, ее настроению, он никогда не идет у нее на поводу, но умеет даже самого малоподготовленного слушателя увлечь сложным произведением. Особенно взыскательно относится Дольский к выбору репертуара, меняет его в зависимости от состава зала, строго придерживается после довательности исполнения песен в своих сольных концертах. Его выступление превращается в театр одного актера, в своеобразный спектакль, где перед зрителями проходит целая галерея персонажей-от романтика, влюбленного в свой город, до озорного шутника.

И все же ведущая тема в творчестве Дольского - лирическая. К одной из лучших вещей этого направления относится «Баллада об упавшей звезде». В этом произведении, проникнутом любовью к людям, удивительно спаяны трепетная музыка и чуткие стихи:

"Я хочу...
Чтоб дружба не была обузой,
Чтобы верность в тягость не была,
Чтобы старость не тяжелым грузом,
Мудростью бы на сердце легла...
Чтобы у костра, пропахнув дымом,
Эту песню тихо напевать,
А еще хочу я быть любимым
И хочу, чтоб не болела мать».
Песню эту артист поет сдержанно, достигая эффекта воздействия на слушателей не вокальными ухищрениями, а внутренней взволнованностью, проникновенностью подачи.

Хорош и «Удивительный вальс», в котором прозрачная, чуть грустная мелодия навевает зрительные образы дорогого всем города - Ленинграда, мы как бы видим в легкой сиреневой дымке контуры его площадей, улиц, дворцов.

Акварельность музыкальных красок, которыми пользуется певец в этой песне, создает соответствующее настроение, заставляет слушателя сопереживать с исполнителем.

Лирическое начало отличает и песенку «От прощанья до прощанья», незамысловатую, быстро переходящую от печали к радости. Задушевностью, чистотой, горьковатым ароматом русской народной песни пленяет его «Аленушка». Обнаженным нервом художника воспринимает он творческие муки музыканта и с помощью нежных, кружевных мелодических образов передает нам в «Пианисте» его состояние. Трепетные, скорбные ноты слышатся в его голосе, когда он поет свою песню, посвященную В. М. Шукшину:

«И теплые, теплые звезды
Летят по холодным мирам,
И поздно, так жалко, что поздно,
Они открываются нам...»
Не чурается Александр Дольский и романса, вплетая в его мелодическую канву интонации, взятые из русских классических произведений этого жанра. Его исполнение романсов («Одиночество», «Две женщины») отличается хорошим вкусом, высокой культурой, он не подменяет искренность чувств чувствительностью. Его гибкий голос прекрасно справляется с глубинным музыкальным подтекстом, донося до слушателей без всякого нажима все богатство оттенков мелодии.

Хорошо удаются Дольскому лирические произведения, озаренные доброй улыбкой. Из изданных и спетых за последнее время хотелось бы отметить «Триптих». В этой песне (она не по форме, конечно, а по содержанию в чем-то перекликается с «Доченьками» А. Вертинского) Александр с теплотой и нежностью обращается к своим маленьким сыновьям Александру, Ивану и Павлу. Повторяя в припеве эти имена, он каждый раз находит для них новые тона, порой окрашенные застенчивой иронией к своим отцовским чувствам.

Казалось бы, певец такого профиля, тяготеющий к лирике, к интимной подаче песни, должен стремиться ограничить масштабы аудитории. Нет, Дольский отважно, даже с каким-то вызовом, идет на встречи с многотысячными залами.

Мне довелось быть свидетелем его выступлений в течение целой недели на праздничных концертах в Ленинградском зале «Олимпийский». Соперничать ему пришлось с целым рядом вокально-инструментальных ансамблей, причем не из числа тех, кто берет лишь громкоглас-ностью звучания, а принадлежащих, пожалуй, к лучшим представителям этого жанра. Я, честно говоря, опасался, что Дольский с его скромной шестистрункой, голосом, не блещущим вокальными эффектами, будет не слишком ярко звучать в сравнении с модными изысками певцов-солистов ВИА. Но, к счастью, я ошибся. Несмотря на жесткие рамки концерта, Дольскому пришлось неоднократно бисировать, реакция на его песни была поистине взрывной.

Что же позволяет Дольскому с его кажущейся камерностью покорять аудитории в десятки тысяч зрителей? Думается, его умение создавать обстановку интимности даже в общении с гигантскими залами. Это лишний раз подтверждает, что если артист - Личность, если ему есть, что сказать слушателю, если его актерское мастерство позволяет ему донести свои мысли и чувства до аудитории, он в любом случае одержит победу.

Дольский поет песни политические и детские, песни, сочиненные на стихи английских, американских, французских авторов. Ряд вещей написан им в модных танцевальных ритмах, однако их содержание, да и манера исполнения чаще всего окрашены нотками некоторой пародийности.

При всей разноплановости творчества он как автор и исполнитель ни одну из тем не решает в лоб, биение его мысли спрятано в тончайшем кружеве подтекста, оно всегда подкреплено чувством. И хотя в одной из своих песен он утверждает, что «не чувство, а мысль» призваны будить у людей сопереживания артисту, думается, что Дольский противоречит истине, ибо задушевность его песен рождается не только поэтическим обращением к разуму слушателей, но и мелодией и интонациями исполнения. Эа кажущейся простотой, безыскусственностью многих его строчек, таких, как в той же «Балладе об упавшей звезде», стоит общечеловеческое, близкое каждому.

Эта способность проникаться болью и радостью окружающих - качество истинного художника - особенно ощутима в детских песнях Дольского. Александр умеет, как ребенок, удивляться миру и смотреть на жизнь широко открытыми глазами. И его детский цикл-это призыв к негасимой ребячьей фантазии, призыв, который артист наполняет мягким, ненавязчивым юмором.

Особое место в репертуаре Дольского занимают песни, стилизованные под английские и шотландские баллады («Поездка на ярмарку», «Женская логика», «Песня женатого человека»), где комические черты национального колорита, заложенные в музыкальной и поэтической структуре, сочетаются с тонкой иронией исполнителя. Выразительность музыкальных акцентов, изобретательная нюансировка, лукавая мимика позволяют певцу доходчиво передавать комизм ситуаций, сочность народного юмора. Есть в этом ряду и серьезные политические произведения, такие, как «Баллада о роме». Здесь Дольский поднимается до подлинной патетики, доказывая, что в его актерской обойме имеются и убедительные драматические средства.

К этому циклу примыкают музыкальные новеллы в ритмах блюзов и регтаймов, рассказывающие об известных зарубежных джазовых музыкантах. За их грустной усмешкой - солнце негритянского юга, радость восприятия жизни и затаенная тоска угнетенных людей по лучшей доле.

В этой серии выделяется «Блюз для трубы и сердца», где артист обращается к залу от лица молодого Луи Армстронга. Дольский тактично избегает соблазна подражать хрипоте прославленного джазмена, что довольно эффектно делали многие певцы. Он поет, как всегда не насилуя голос, и, несмотря на это, добивается необходимого воздействия на слушателя. Но зато с каким мастерством имитирует он в припеве звучание прославленной армстронговской трубы! (Кстати говоря, Дольский незаурядный мастер звукоподражания - пожалуй, нет такого джазового инструмента, который он не сумел бы скопировать.)

В джазовых песнях Дольского удачно проявляется его манера пения субтоном (чуть приглушенным звуком), его способность к голосовой импровизации на гласных и согласных, так называемому «скэт».

Передавая специфику английских баллад, негритянских блюзов, французских шансон, Дольский сохраняет верность русской песне, верность ее традициям: нешумному патриотизму, скромной интимности, сердечности, мудрости. Поэтому, наверное, с таким постоянством остается в его репертуаре «Аленушка» с ее пасторальной чистотой, наивным очарованием. Не случайно Дольский как-то сказал: «Из русской песни карнавал, пожалуй, не выйдет». Как хочется, чтобы эти слова дошли до некоторых современных композиторов и певцов, которые порой пытаются даже старинные русские песни перелицовывать на модный лад, аранжировать их в «модерновых» западных ритмах!

Пример Александра Дольского убедительно свидетельствует о том, каких успехов может добиться самодеятельный артист, какой яркой индивидуальностью может он стать и на профессиональной эстраде, если обладает серьезной музыкальной культурой, постоянно работает над собой и не стремится подражать расхожим эстрадным штампам.

Про Дольского говорят, что его музыка поэтична, а поэзия - музыкальна. Мне же хочется сравнить его песни с теми теплыми звездами, о которых он поет: они не только нам светят, но и греют наши души, превращая нас в его добровольных пленников.

Вик. Марьяновкий, в кн.: "Певцы советской эстрады",
М., Искусство, 1985 г.
http://www.az.ru/lentchik/bards_pressa.htm