Виктор Третьяков - интервью

— Виктор, у Вас вышло несколько виниловых пластинок в доперестроечные времена, Вас можно было довольно часто увидеть по телевизору. Расскажите, пожалуйста, каким образом советские люди попадали в телевизор?

— Лучше и проще, чем сейчас. Тогда все было бесплатно, и можно было попасть прямо с улицы. В 89-м, кажется, году, я через знакомых достал пропуск на телевидение и пришел на 12-й этаж с пленками под мышкой. Мой первый эфир был во «Взгляде», было много других передач, мне даже в Ригу звонили из передачи «Песня года» и приглашали приехать. А потом, как мы говорим, «праздник телевидения» кончился. Теперь там все платное.

— Ну вот Вы туда пришли, и как Вы себя классифицировали — как барда?

— Нет, я себя никак не классифицировал, не мое это дело — разбираться в жанровых тонкостях. Как-то одному известному эстрадному певцу предложили мою песню, он сказал: «Песня хорошая, но очень много слов». Так что для эстрады у меня слишком много слов, а для бардов — много аккордов. Ни барды, ни эстрада меня за своего не держат. Я не обижаюсь ни на тех, ни на других, мне уютно и там, и там.

— То есть Вы сидите на 2-х стульях, и Вам хорошо…

— Ну, не знаю, но белой вороной нигде себя не чувствую.

— Вы профессиональный музыкант?

— Профессиональный — в том смысле, что зарабатываю себе этим на хлеб. У меня 4 класса музыкальной школы, из которой меня выгнали за неуспеваемость.

— ?

— Мне больше нравился футбол. Просто у ребенка был слух, и родители сдали его в музыкальную школу. У меня отец был музыкант, играл на трубе. Он-то знал, что это такое и большого энтузиазма не проявлял, а мама настаивала. В общем, когда выгнали, я испытал большое облегчение. Потом были техникум, армия, 6 лет в конструкторском бюро. Я люто ненавидел свою профессию.

— А зачем же так долго терпели?

— Хорошо получалось чертить. А лет в 27 я спросил себя, а зачем, собственно, я каждое утро это делаю, и, зажмурившись, ушел в свободные художники. Это был 88-й год, и надо было очень не любить свою профессию, чтобы тогда уйти в никуда.

— «Никуда» — это оказалось куда?

— В Риге тогда образовался «Театр на Тихой улице» (действительно, улица так называлась), там было все: и классика, и шоу, и бард в моем лице — там собрались такие же авантюристы. А потом у меня брал интервью на рижском радио Валерий Петков, он и стал моим директором. Он журналист, у него было полно знакомых, вот он звонил по филармониям, и мы ездили по всей стране. А поскольку мы были друзья, то деньги делили пополам.

— После появления на телевидении Вас узнавали на улицах?

— Да не очень, но, бывает, что и сейчас подходят, говорят: «Я Вас 10 лет назад видел…»

— Кажется, тогда у Вас были длинные волосы…

— Я был длинноволос и кудряв. Моя первая жена была парикмахером и она делала мне «химию» — очень удобно, не надо было причесываться.

— Ваша песня «Тюбик» автобиографична?

— Однажды я был в гостях, и одна женщина стала рассказывать про мужа. Она — преподаватель, а он — художник. Вот она и говорит, что попала в совсем другую жизнь: богема, мужчины в «бабочках», но вот он придет, собака, домой, где носки бросит — там и оставит! Вот и получилась песня. Но я не ожидал такой массовости. Реакция у людей всегда одинакова — видимо, все через это прошли: у кого — носки, у кого — тюбик…

— Не обидно, что один такой хит обошел все остальные песни?

— У меня песни все разные. До сих пор кто-то просит социальные песни, женщины любят лирику.

— А кто же Вас учил на гитаре играть?

— Я сам начал в 15 лет, еще учась в техникуме.

— То есть к футболу к тому времени уже остыли?

— Нет, меня сподвигла зависть! У меня друг был в школе, и вдруг он начал на гитаре играть. А это у меня же было 4 класса — я же основной музыкант, мог «Собачий вальс» на пианино изобразить, и вдруг меня обошли! Тут я и начал, мы с ним потом в одном ансамбле играли.

— Были ансамбли?

— Много. Я во многих вокально-инструментальных ансамблях играл: в школе, техникуме, армии, в ресторанах играли.

— То есть нынешняя ситуация с бард-кафе, когда слушатели одновременно слушают и едят, Вам знакома?

— Здесь немного другое. В ресторанах играешь шлягеры, а тут — смысловая нагрузка. Как правило, в бард-кафе люди стараются или вообще не есть, или есть тихо, хотя недавно я попал на два дня рождения… Но такие ситуации бывают редко. И тогда нахожу одного-двух слушателей или глаза закрываю. И потом, есть же еще и залы, там на концертах обстановка замечательная.

— Вы больше любите залы?

— Я люблю выступать и там, и там. Очень люблю камерную обстановку.

— У Вас такой сильный голос — в маленьком зале, наверное, оглушаете всех…

— В большом зале тоже хорошо. Держать зал — очень приятное ощущение, чувствуешь ответную реакцию.

— А Вам приходилось выступать за границей, когда слушатели слов песен не понимают?

— Нет, я выступал исключительно перед нашими эмигрантами. Я практически не видел людей, которые бы там хорошо устроились, почти все живут на пособие. И про родину им попеть очень хорошо, потом подходят, спрашивают. Но энергии там меньше, чувствуется, что люди задавлены проблемами. Трудно это объяснить. Может, я сгущаю краски, ведь в Германии пособие выше, чем тут зарплаты, но жить в чужой стране….

— Виктор, но у Вас же самого латвийский паспорт…

— Паспорт у меня российский, а вот прописан я в Риге. Я там родился и 30 лет прожил. Десять лет назад переехал в Москву. Сначала приезжал работать часто, как на трамвае в другой район города, а потом, как только перебрался в 91-м, так потихоньку к 93-му все и сдохло (я имею в виду эфиры). Потом был провал большой. Людям было не до муз. Но все равно были какие-то концерты, фестивали. Я очень дружен с «афганцами», они меня приглашали на свои фестивали.

— В Москве — паспортный режим, Вас с Вашей рижской пропиской не трогают?

— А я на машине езжу. Пешком, конечно, страшно было ходить мимо патрулей. Но у них глаз наметан на иногородних, а я уже в Риге, и мне нужна рижская прописка, чтобы ездить к нему без визы. Так что туда я еду по прописке, а обратно по паспорту как гражданин России.

— Чем занимается Ваш сын?

— Ему 13 лет, он учится в очень хорошей русской школе в центре Риги, серьезно занимается футболом и все, вроде, получается.

— У Вас, помнится, тоже был футбол…

— Да, но он музыкой не интересуется. Мы с ним все обсудили: футбол футболом, но образование надо получать.

— Каковы Ваши планы?

— Писать песни, выступать, вот собираюсь второй раз ехать на Грушинский фестиваль.

— Только второй раз?!

— Я никогда не принимал участие ни в каких мероприятиях, но, поскольку уж завязался с «Гнездами« и «Беседками»…

— Ну и какое было первое впечатление?

— Невероятные толпы людей с фонариками, это трудно себе представить. Я там бегал от сцены к сцене. Выступил 17 раз, нужно было о себе напомнить, поскольку «праздник телевидения» уже кончился. Напомнил о себе, насколько мог. В этом году поеду опять напоминать. В общем, здорово!

— Желаем вам успехов и на ближайшем фестивале, и на всех Ваших последующих концертах!