Виталий Калашников - ушёл ещё один учитель,
ещё один человек без документов...

 

   Сегодня в больнице города Дубны скончался Виталий Калашников.

   Опять так получается, что самые свежие новости - самые ужасные. Да, спешу опубликовать, потому что ещё есть возможность написать: "Скончался человек без документов, назвавшийся Виталием Калашниковым..." У кого-то ещё есть надежда, что это не он... Утром уже не будет такой возможности и такой надежды...

   Виталий Анатольевич Калашников - великий русский поэт, соратник и даже можно сказать сиамский близнец Геннадия Жукова, основателя жанра бард-рок. Прекрасный детский поэт (огромное количество его детских стихов ещё не издано). Автор бессмертного эпиграфа к творчеству всех российских бардов: "...После нас на этом свете пара факсов остаётся и страничка в интернете". Автор гимна Грушинского фестиваля. Он сохранил в суровые годы "застоя" стихотворное наследия Юрия Домбровского (помните, как у Брэдбери в "451 по Фаренгейту"?) и опубликовал, когда это стало возможно. Художник, говоря по-простому - мастер по "фенечкам". Для случайно заглянувших сюда обывателей сообщу также, что человек, известный как Михаил Круг, считал Калашникова своим учителем.

   Великая поэзия - великая ответственность по отношению к слову, великая точность. Виталий рассказывал, что в 2008 году предлагал Жукову отвезтии его в больницу в Москву. Жуков сказал: "Я тебе отвечу через четыре дня". И ровно через четыре дня умер. От Калашникова же мы не раз слышали фразу: "Я младше Генки на три года, так что мне ещё три года осталось". Конечно, был руган и бит за такие мысли. Но поэты, как видите, до жути точны в своих словах.

   А что документов нету... Сами же знаете. Вот они, документы:

                                              Я бродил среди диких скал,
                                              Вдалеке от любимых рож,
                                              Я не то что от них устал,
                                              Просто слишком на них похож.

                                              И глядел на морской прибой,
                                              И молился за них за всех -
                                              Я беседовал сам с собой,
                                              Обращаясь куда-то вверх.

                                              Но в счастливой своей тоске
                                              Не один я бродил, о нет!
                                              За спиною в морском песке
                                              Различал я легчайший след.

                                              И на каждый ответ немой,
                                              Говоря и ступая в такт,
                                              Собеседник незримый мой
                                              Улыбался: все так, все так.

                                             И упала завеса чар,
                                             И раздался беззвучный гром,
                                             Только истины теплый шар
                                             Окружал нас со всех сторон.

                                             Но недолог был мой улов.
                                             Мир ворвался одним броском.
                                             Лишь одна полоса следов
                                             За спиною в песке морском.

                                             Лишь громадины черных скал,
                                             Лишь накаты седых валов,
                                             Только мира немой оскал
                                             И одна полоса следов.

                                             Безутешен был мой упрек:
                                             Тот, кто должен быть всех нежней,
                                             Почему же ты так жесток
                                             В миг, когда ты всего нужней?

                                             Если все разлетелось в прах,
                                             Если сердца разрушен дом,
                                             И один лишь кромешный страх
                                             В мире странном и нежилом,

                                             О, верни нас в свои сады!
                                             И услышал я в облаках:
                                             "Тише, это мои следы.
                                             Я несу тебя на руках".

                                             (В.Калашников, 1998)

 

Сегодня так часто срываются звезды,
Что даже о космос нельзя опереться,
Там будто бы чиркают спичкой нервозно,
А спичка не может никак разгореться.

И полночи этой ничто не осветит,
Ничто не рассеет во мне раздраженья,
Никто на вопросы мои не ответит,
И нет утешенья.

Во мне все противится жить по указке
Провидцев, сколь добрых, настолько лукавых,
Душа не поверит в наивные сказки,
Что в детях она повторится и в травах.

И в мире прекраснейшем, но жутковатом,
Где может последним стать каждый твой выдох,
Она не живет – ожидает расплаты,
И нужно ей не утешенье, а выход.

Но кто мне подскажет, куда мне бежать
От жизни, от жил, разрываемых кровью,
От жженья, которого мне не унять
Ни счастьем, ни славой, ни женской любовью.

Ведь я уже связан, уже погружен
В сумятицу судеб. Меня научили,
Как рушить и строить, как лезть на рожон,
И я зарываюсь и радуюсь силе.

Лишь ночью, один на один со вселенной,
Я вижу, сколь призрачна наша свобода,
И горестно плачу над жизнью мгновенной,
Несущейся, словно звезда с небосвода.

Сейчас промелькнет! Я сейчас загадаю,
Ведь должен хотя бы однажды успеть я...
Сверкнула! И снова я не успеваю
Сказать это длинное слово: бессмертье!

(В.Калашников, 1985)