![[info]](http://p-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif){kind=small}
Сегодня я представляю очередного героя своей книги "Произвольная космонавтика. Время колокольчиков, version 2.0". Это Григорий Данской
. Человек, с небольшой статьи о котором вся книга о "гениях промежуточного жанра" и началась. Стоило мне тогда написать эту статью и оглянуться по сторонам, как выяснилось, что Григорий не одинок, есть и другие авторы, не укладывающиеся в прокрустово ложе мифологий "авторской песни" или "русского рока". Так что Данскому - особенное спасибо. Без него этой книги, может, и вовсе не было бы.
Гений промежуточного жанра
Григорию Данскому не везёт с определениями. Кто он – непонятно. Поэт? Слишком хорошо играет на гитаре и тексты чаще не декламирует, а поёт. Хотя надо ли объяснять, что внимание к качеству текста – занятие неблагодарное и бесперспективное для «раскрутки»? Бард? «Правоверные» КСПшники бегут его песен, словно чёрт ладана, как, впрочем, любого намёка на знак равенства между Окуджавой и Гребенщиковым. Рокер? Гитара Данского – самодостаточный оркестр, не нуждающийся в других инструментах.
Десять лет, долгих десять лет
Жить с большим футляром в обнимку.
Господи, что, если тебя нет?
Кому писать на судьбу анонимку?
Свобода от чёткой узнаваемой принадлежности какой-либо эстетике – полбеды. Григория угораздило родиться в славном городе Перми, топонимы которого можно изучать по упоминаниям в песнях. Не от патриотизма, а, скорее, от отчаяния, спасти от которого может только самоирония.
Если мне суждена жизнь в Провинции –
Это лучше, чем смерть в Освенциме.
Где ж ты, жизненная моя позиция?
Из амбиций – только эрекция.
Улететь бы куда, да не птицы мы,
Не во Франции мы, в Провинции.
Жизнь нам видится как ретроспекция…
А весной здесь почти Венеция.
Первый парень на деревне – роль, завидная многим, но захотелось большего. И вот уже человек без особых раздумий меняет место университетского преподавателя – на прокуренные тамбуры под перестук вагонных колес. И готовность донести свои песни до каждого, в ком встретит потребность услышать и понять. А дорога становится едва ли не основной темой творчества.
Главное – не бойся, лучшего не жди.
Даже если сгинешь, не оставив и следа, –
За тебя останутся июльские дожди,
Мокрые вокзалы, голубые поезда.
Можно следовать внешней канве событий: лауреатство на бардовских фестивалях, несколько компактов с не слишком удачными, но студийного качества записями, редкие появления на радио и ТV – факты мало что скажут о личности автора. Пробиваться вдвойне тяжело, когда существуешь вне жанров и контекстов, нигде не свой, виртуозно совмещая компоненты культур, почитаемых несовместимыми. В песнях Данского можно найти отголоски яростной исповедальности Башлачёва, спокойную мудрость Окуджавы, психоделику «Пинк Флойд» и многое другое. Причём, несмотря на кажущуюся мозаичность фундамента, спутать авторство невозможно. Даже манера игры легко узнаваема с первых аккордов –удивительное своеобразие, подобное неповторимости Наумова или Нопфлера. Нечто большее, чем сочетание музыки и текста, – звуковое пространство, не делимое на части без очевидного вреда для целого.
Данскому едва за тридцать. Наверное, всё ещё впереди, как у многих, кто может повторить за ним: «Я – не изгой, но не социален. Всё меньше, меньше, но ещё потенциален...» Продолжаются регулярные рандеву с мокрыми вокзалами и разноцветными поездами в самых разных точках мира. Словно подсказка самому себе – строки песни «Виолончелистка».
Если судьба за тобой с клюкой –
Прыгай в окно, там весёлое время,
Время идти по жизни легко,
Время носить за плечами ветер.
Всё, что есть у тебя за душой, –
Всё отдашь, ничего не зажилишь.
Если станет нехорошо –
Ты сама себе скажи лишь:
«Попадай! Попадай! Попадай в ноты!»
Последнее не у всех получается, поэтому слушать песни Данского тяжело. Надо самому уметь не фальшивить.
2002 г.
Григорий Данской – музыкант с большими отговорками
- Ты только что угостил меня замечательным борщом собственного приготовления. Где научился так замечательно его варить?
- Всё просто. Режешь одно, другое, третье, потом бросаешь в кастрюлю, ждёшь... Вариантов – масса, но всякий раз получается борщ. У борща есть своя идея, свой принцип, делающий его борщом, а не чем-то другим. Примерно как с человеком, который остаётся им до тех пор, пока не переступается некая грань, за которой человеком он быть перестаёт, и человека там больше нет.
- Написание песен можно уподобить процессу приготовления борща?
- Пожалуй, да. И в том, и в другом случае важно чувствовать материал, свёкла это или слово. Существует прямая связь между тобой и тем, что делаешь: сколько поваров – столько способов приготовления пищи; сколько поэтов – столько способов приготовления словесного варева. Сам я предпочитаю не форсировать события, не суетиться, не подвергать материал насилию, – лучше следовать тому плану, который предлагает сама ситуация, сама жизнь... Всегда есть предощущение целой вещи, которая должна получиться, хотя это ощущение иррационально.
Пока слово не проявилось, ты можешь ходить, напевая какие-то начатки мелодии, но вещь ещё не началась. Она начинается, когда приходит слово. Надо думать, для музыканта, композитора она начинается со звуковой последовательности, с мелодического хода, – для них уже это является моментом «проявки».
– Просто стихи ты сейчас пишешь?
– Какое-то время назад прекратил. Был некий жизненный вектор, когда всё написанное оформлялось как стихи. Видимо, действие этого вектора – не знаю, как надолго – прекратилось.
– Как сложилась такая необычная и легкоузнаваемая манера игры на гитаре? Вроде бы ничего особо сложного, а гитара звучит, как целый оркестр.
– Я считаю, что у многих манера игры узнаваема с первых аккордов. Тут уж человек либо взял и пошёл, либо нет... Он ведь играет своим естеством, потому и возникает
узнаваемость, – точно так же, как мы узнаём человека по голосу, по фигуре, походке.
– Теперь эта манера – данность, а я спрашиваю о генезисе. Не сразу же начал именно так играть?
– Первую свою гитару – это была гитара моего деда, чёрная, красивая, – я разбил при первой попытке что-то на ней изобразить. Мне было шесть лет, я взял гитару в руки едва ли не первый раз в жизни. Дело было у деда в саду, я сидел на каком-то полене, свалился с него – гитара вдребезги. Это было началом музыкального образования. Школьником записался в кружок домбры при ансамбле народных инструментов, попал в компанию, где познакомился с музыкантом-мультиинструменталистом, и с его помощью стал потихоньку осваивать гитару. И потом было несколько конкретных людей, интересных музыкантов, с которыми общался. В общем-то, я самоучка. Просто смотрел, как играют другие, пытался делать что-то подобное. Получается вроде бы то же самое, но в то же время так, как можешь и хочешь делать именно ты.
- В Питере существует целая школа, если можно так сказать, людей, играющих в манере Наумова, – это Дегтярёв, Комаров, Поляков, ещё несколько имён. Как ты смог избежать тотального влияния, оказанного Наумовым на авторов, претендующих на качественное владение инструментом?
– Наумов одно время был мне очень интересен, но я, возможно, просто поздно его услышал для того, чтобы он как-то серьёзно влиял на меня. Когда услышал Наумова, для меня многое уже сложилось и в области гитары, и в области слова.
Если продолжить тему гитары, то в конце 80-х, во время победоносного шествия рок-революции по стране, в Перми происходило много удивительных событий. С одной стороны, они имели общие для всей страны моменты, а с другой , носили и сугубо местный характер. В городе появилось целое поколение молодых ребят, пишущих песни и играющих рок-н-ролл, – поначалу акустического плана, но ушедших потом в «электричество». По эстетическому дару самой интересной и самобытной фигурой того времени был Женя Чичерин, собравший позднее группу «Хмели-Сунели», – ничего подобного ему я с тех пор не слышал (Женя погиб несколько лет назад). Были музыканты более старшего поколения, – группа «Дом», например. Костяк группы – гитара и скрипка – прекрасные инструменталисты. Когда всё происходит в замкнутом пространстве, в одних и тех же квартирах и залах, то люди учатся друг у друга: вольно или невольно перенимаешь какие-то приёмы, живёшь вместе со всеми как бы в едином звуковом пространстве. Ну а если серьёзно, то музыкантом являюсь с большими оговорками, – играю как могу. Это действительно как походка и голос.
– Расскажи о том, что принято называть биографией.
– Я родился в городе Чусовом Пермской области. Город стоит на одноимённой реке. Мои родители приехали с юга России. Дон, Хопёр, казачество – мои корни оттуда. Потом – Пермь. Политехнический институт неоконченный, рок-тусовка, армия, филологический факультет университета, свободный полёт... В 1998 году вступил в Союз писателей, не понимая по большому счету, зачем это сделал. Но факт, что, когда имеешь дело с «работниками культуры», государственными чиновниками, это является подтверждением того, что существуешь как творческая единица.
– Ты упомянул о рок-тусовке. А группа своя была?
– В 1989-90 годах существовала команда «Рождество», где я писал песни, пел и играл на гитаре. В составе группы – виолончель, флейта, вторая гитара. На концертах – ещё и перкуссия. То есть акустическое звучание. Группа быстро распалась: мы записали один альбом (понятно, какого качества) и сыграли всего несколько сэйшенов. Всё остальное – это уже местная мифология. То время богато по части мифологии.
Ничего не получилось, потому что были совсем молоды, и судьба разнесла всех в разные стороны: мы не удержались вместе. Потом уже ничего подобного не было, потому что команда в моем понимании – это нечто вроде семьи, когда люди живут вместе. Дальше были только одноразовые проекты: гитара + скрипка, гитара + скрипка + вторая гитара. На диске «Коммивояжер» в нескольких вещах со мной записывался Николай Кислухин – губная гармоника, перкуссия. Нашему проекту несколько месяцев, и пока было всего одно живое выступление, так что непонятно, чем всё закончится. Одно дело, когда есть только голос, гитара и ты сам, а здесь вас двое и надо входить в резонанс с партнером. Человеку, который привык выступать в одиночку, сделать это очень сложно.
– Своё будущее видишь как сольное или будешь пытаться собрать состав?
– Ничего не могу сказать о будущем: как сложится, так и будет. Всегда возникают неожиданные варианты, и я не хочу с ходу их отбрасывать, заявляя, что работаю исключительно в одиночку. В нашем с Колей опыте предложение исходило от него, и мы решили попробовать. На диске его участие ограничилось тремя вещами, двумя из которых я доволен.
Недавно обозначился ещё один любопытный проект. За годы учебы на филфаке у нас сложилась хорошая мужская компания (для филфака – нонсенс). У нас сформировался особый, специфический репертуар, из которого как раз и выросли впоследствии те лёгкие, ироничные песенки, которые часто пою, чтобы самому «разгрузиться» и «разгрузить» публику, дать ей отдохнуть от серьёзных вещей. И вот теперь мы решили записать наши сочинения, певшиеся на протяжении пяти студенческих лет. Получается, честно скажу, непрофессионально, зато весело, естественно и одухотворено импульсом, добрым и живым. А есть и такие моменты, о которых любой профессионал мечтает, – они зависят не от техники и не от мастерства, а от совершенно не связанных с ними вещей, – это просто случается или не случается. На нашей записи случилось, потому что была атмосфера, которая не могла не передаться. Оказывается, человеку не обязательно делать что-то путём вбухивания огромного количества денег и усилий, просчитывания конъюнктуры, «раскрутки» и т. д. и т. п. Эффект настоящего от этого совершенно не зависит. Для позитивного восприятия главное, чтобы всё делалось от сердца, на хорошем энергетическом подъёме, и чтобы эта энергия передавалась слушателю. К сожалению, пока есть только болванка с несколькими сведёнными дублями. Надо думать, как дописывать дальше, чтобы получилась полноценная программа.
– Чем живёт рок-н-ролльная среда города сейчас?
– Мне трудно судить, потому что большую часть времени провожу в движении по другим городам. Не столько даже телом, сколько, прежде всего, психологически я переместился из Перми.
– Часто выступаешь в компании рок-музыкантов?
– Был момент, когда перестал играть в рок-концертах, и возобновил это год назад на фестивале «Безграничный рок» в Чернушке, который наследует традиции фестиваля «Рок-Лайн», проводившегося несколько лет возле Перми в аномальной зоне, в Кунгуре, – те же фавориты, тот же организационный костяк. При другом раскладе, может, я оказался бы к месту, но были тяжкие климатические условия: весь день лил сильный дождь, и возле сцены грудились только «мёртвые чебурашки», как ты их называешь. А дальше – зонтики граждан, пришедших на ипподром посмотреть, что происходит, – это для них был праздник вроде Дня города или Дня пива. В грязевом поле, где все либо шарахаются, либо прячутся от дождя, солиднее выглядит команда с мощной ритм-секцией, способная задавить своим звуком, а я – всего лишь человек с гитарой. Но кто хотел услышать – те услышали. Если же говорить об идейной стороне дела, о духе фестиваля, то ничего не могу сказать. Я уехал рано и просто не знаю, что было ночью, – может быть, интересней. Порадовал звук, как и всегда на «Рок-Лайне».
– В Перми есть такое же, как в центре России, традиционное разделение на «рокеров» и «бардов»?
– Да, конечно. Те, о ком я говорил, – это, в общем-то, моё поколение, а в 90-е появилось много новых групп, которых я даже не знаю. Что касается расслоения КСП и рока, есть безусловно КСПшное образование под названием «Городской клуб авторской песни» – это одна компания людей. Есть организация «Авторский дом», их линия – это «Рок-Лайн» и рок-н-ролльные проекты. С другой стороны, они же проводят фестиваль авторской песни «30-е февраля» и стараются как-то эти разные направления совмещать, увязывать и жёстко не разграничивать. В городе есть ряд авторов, которые существуют и там и там, – мною их число не ограничивается. Например, Виктор Вершинин, – человек, с которым мы недавно отыграли вместе два концерта в местном бард-кафе. Он поёт авторские песни с теми мелодическими ходами и интонациями, которые совершенно не свойственны бардовскому направлению, – скорее, это акустический рок.
– Во многих твоих песнях присутствует хронотоп дороги, особенно железной, а последний альбом и вовсе имеет «железнодорожное» название – «На верхней боковой»… По-прежнему «крепко стоишь на рельсах»?
– Дорога – это совершенно традиционный образ, и в том, что какие-то авторы «западают» на него, ничего удивительного нет. Одни западают на одно, другие – на другое. Альбом «На верхней боковой» я рассматриваю как третью часть единого целого, начатого альбомами «Иные широты» и «Коммивояжер». Если бы речь шла о литературе, это можно было бы назвать лирической трилогией. В песенно-музыкальном мире такое определение не к месту, но по существу это так. В «Иных широтах» я уже обозначил некий вектор, где присутствует и «верхняя боковая»... Это самое неудобное место плацкартного вагона, тем не менее человек едет, человек в пути.
– Что дальше? Купе? Раньше ведь в твоих песнях были в основном электропоезда…
- Вряд ли это прогресс. Когда едешь плацкартным вагоном из Перми в Свердловск, то стоит это примерно те же самые деньги, что и на электричке. Может, чуть быстрее и приключений поменьше… А будет ли продолжение и получится ли в итоге тетралогия – заранее сложно сказать.
– Я наблюдаю у тебя резкое противопоставление песен подчёркнуто серьёзных и, напротив, до раздолбайства шуточных: несколько лет назад ты даже разбил одну и ту же запись на два альбома, «Моцарт-минор» и «Две истории», весьма различных по своему посылу.
– Я тоже чувствую здесь пробел: «середина» не то чтобы отсутствует, но она менее плотная, чем полюса. И никак эту ситуацию не объясняю, просто чувствую её как свою слабость, не столько даже в творческом смысле, сколько в человеческом: постоянно водит то в одну сторону, то в другую. Хотя, скажем, песня «Комсомольский проспект» как раз относится к «середине». Эта незаполненность спектра часто создаёт для меня проблему как для исполнителя. Например, часто пребываешь на концерте в настроении, когда совсем не хочется переключаться на песни про колбасу и капитанскую дочку – ну не до колбасы тебе сейчас! С другой стороны, если петь только серьёзные вещи, то рискуешь вылететь глубоко в космос и далеко в астрал, а у тебя ведь не индивидуальная медитация происходит, – живые люди сидят и слушают, являются соучастниками процесса... Так измываться над публикой – неправильно. Вы с ней – одно целое, ты просто выдаёшь некие векторы, по которым вместе идёте.
– Если я правильно понял, ты не хочешь «звать избранных», а равняешься на нижний уровень аудитории, стараясь понравиться всем.
– Я не хочу избирать – слушатели сами изберутся. Так в конце концов и происходит, когда слушатель выбирает того автора или ту песню, которые ему нужны. Но я, как человек, выступающий с концертом, не имею права и желания заниматься выбором, – это сделается за меня.
– Я спросил об этом, потому что не раз наблюдал, как люди с куда бОльшим энтузиазмом воспринимают твои смешные песни и мало кому хочется «грузиться» – мы ведь ленивые животные по своей природе.
– Есть несколько переходных вещей, которые служат в этой ситуации мостками, – есть ведь Москва, описанная в «Бедолаге», и есть Москва, описанная в «Музыканте» или «Лётчике». Берёшь какие-то сходные образно-тематические мотивы и «перекидываешь» их именно как мостки из одной части концерта в другую.
– Надорваться не боишься от таких резких переходов?
– Боюсь.
2004 г.
Напоследок - ещё одна моя статья про Григория Данского, только датированная уже концом 2006 года, она тогда анонсировала его очередной приезд в Рязань. К сожалению, сайт рязанской "Новой газеты" публикует тексты без сопутствующих им в бумажном варианте иллюстраций. А на фото, которое представлено здесь, - Григорий Данской выступает на сцене архангельского клуба "Колесо".
Завтра я постараюсь выложить главы про Сергея Калугина и Олега Медведева. Или, вернее, уже сегодня:)
. Человек, с небольшой статьи о котором вся книга о "гениях промежуточного жанра" и началась. Стоило мне тогда написать эту статью и оглянуться по сторонам, как выяснилось, что Григорий не одинок, есть и другие авторы, не укладывающиеся в прокрустово ложе мифологий "авторской песни" или "русского рока". Так что Данскому - особенное спасибо. Без него этой книги, может, и вовсе не было бы. Гений промежуточного жанра
Григорию Данскому не везёт с определениями. Кто он – непонятно. Поэт? Слишком хорошо играет на гитаре и тексты чаще не декламирует, а поёт. Хотя надо ли объяснять, что внимание к качеству текста – занятие неблагодарное и бесперспективное для «раскрутки»? Бард? «Правоверные» КСПшники бегут его песен, словно чёрт ладана, как, впрочем, любого намёка на знак равенства между Окуджавой и Гребенщиковым. Рокер? Гитара Данского – самодостаточный оркестр, не нуждающийся в других инструментах.
Десять лет, долгих десять лет
Жить с большим футляром в обнимку.
Господи, что, если тебя нет?
Кому писать на судьбу анонимку?
Свобода от чёткой узнаваемой принадлежности какой-либо эстетике – полбеды. Григория угораздило родиться в славном городе Перми, топонимы которого можно изучать по упоминаниям в песнях. Не от патриотизма, а, скорее, от отчаяния, спасти от которого может только самоирония.
Если мне суждена жизнь в Провинции –
Это лучше, чем смерть в Освенциме.
Где ж ты, жизненная моя позиция?
Из амбиций – только эрекция.
Улететь бы куда, да не птицы мы,
Не во Франции мы, в Провинции.
Жизнь нам видится как ретроспекция…
А весной здесь почти Венеция.
Первый парень на деревне – роль, завидная многим, но захотелось большего. И вот уже человек без особых раздумий меняет место университетского преподавателя – на прокуренные тамбуры под перестук вагонных колес. И готовность донести свои песни до каждого, в ком встретит потребность услышать и понять. А дорога становится едва ли не основной темой творчества.
Главное – не бойся, лучшего не жди.
Даже если сгинешь, не оставив и следа, –
За тебя останутся июльские дожди,
Мокрые вокзалы, голубые поезда.
Можно следовать внешней канве событий: лауреатство на бардовских фестивалях, несколько компактов с не слишком удачными, но студийного качества записями, редкие появления на радио и ТV – факты мало что скажут о личности автора. Пробиваться вдвойне тяжело, когда существуешь вне жанров и контекстов, нигде не свой, виртуозно совмещая компоненты культур, почитаемых несовместимыми. В песнях Данского можно найти отголоски яростной исповедальности Башлачёва, спокойную мудрость Окуджавы, психоделику «Пинк Флойд» и многое другое. Причём, несмотря на кажущуюся мозаичность фундамента, спутать авторство невозможно. Даже манера игры легко узнаваема с первых аккордов –удивительное своеобразие, подобное неповторимости Наумова или Нопфлера. Нечто большее, чем сочетание музыки и текста, – звуковое пространство, не делимое на части без очевидного вреда для целого.
Данскому едва за тридцать. Наверное, всё ещё впереди, как у многих, кто может повторить за ним: «Я – не изгой, но не социален. Всё меньше, меньше, но ещё потенциален...» Продолжаются регулярные рандеву с мокрыми вокзалами и разноцветными поездами в самых разных точках мира. Словно подсказка самому себе – строки песни «Виолончелистка».
Если судьба за тобой с клюкой –
Прыгай в окно, там весёлое время,
Время идти по жизни легко,
Время носить за плечами ветер.
Всё, что есть у тебя за душой, –
Всё отдашь, ничего не зажилишь.
Если станет нехорошо –
Ты сама себе скажи лишь:
«Попадай! Попадай! Попадай в ноты!»
Последнее не у всех получается, поэтому слушать песни Данского тяжело. Надо самому уметь не фальшивить.
2002 г.
Григорий Данской – музыкант с большими отговорками
- Ты только что угостил меня замечательным борщом собственного приготовления. Где научился так замечательно его варить?
- Всё просто. Режешь одно, другое, третье, потом бросаешь в кастрюлю, ждёшь... Вариантов – масса, но всякий раз получается борщ. У борща есть своя идея, свой принцип, делающий его борщом, а не чем-то другим. Примерно как с человеком, который остаётся им до тех пор, пока не переступается некая грань, за которой человеком он быть перестаёт, и человека там больше нет.
- Написание песен можно уподобить процессу приготовления борща?
- Пожалуй, да. И в том, и в другом случае важно чувствовать материал, свёкла это или слово. Существует прямая связь между тобой и тем, что делаешь: сколько поваров – столько способов приготовления пищи; сколько поэтов – столько способов приготовления словесного варева. Сам я предпочитаю не форсировать события, не суетиться, не подвергать материал насилию, – лучше следовать тому плану, который предлагает сама ситуация, сама жизнь... Всегда есть предощущение целой вещи, которая должна получиться, хотя это ощущение иррационально.
Пока слово не проявилось, ты можешь ходить, напевая какие-то начатки мелодии, но вещь ещё не началась. Она начинается, когда приходит слово. Надо думать, для музыканта, композитора она начинается со звуковой последовательности, с мелодического хода, – для них уже это является моментом «проявки».
– Просто стихи ты сейчас пишешь?
– Какое-то время назад прекратил. Был некий жизненный вектор, когда всё написанное оформлялось как стихи. Видимо, действие этого вектора – не знаю, как надолго – прекратилось.
– Как сложилась такая необычная и легкоузнаваемая манера игры на гитаре? Вроде бы ничего особо сложного, а гитара звучит, как целый оркестр.
– Я считаю, что у многих манера игры узнаваема с первых аккордов. Тут уж человек либо взял и пошёл, либо нет... Он ведь играет своим естеством, потому и возникает
узнаваемость, – точно так же, как мы узнаём человека по голосу, по фигуре, походке.
– Теперь эта манера – данность, а я спрашиваю о генезисе. Не сразу же начал именно так играть?
– Первую свою гитару – это была гитара моего деда, чёрная, красивая, – я разбил при первой попытке что-то на ней изобразить. Мне было шесть лет, я взял гитару в руки едва ли не первый раз в жизни. Дело было у деда в саду, я сидел на каком-то полене, свалился с него – гитара вдребезги. Это было началом музыкального образования. Школьником записался в кружок домбры при ансамбле народных инструментов, попал в компанию, где познакомился с музыкантом-мультиинструменталистом, и с его помощью стал потихоньку осваивать гитару. И потом было несколько конкретных людей, интересных музыкантов, с которыми общался. В общем-то, я самоучка. Просто смотрел, как играют другие, пытался делать что-то подобное. Получается вроде бы то же самое, но в то же время так, как можешь и хочешь делать именно ты.
- В Питере существует целая школа, если можно так сказать, людей, играющих в манере Наумова, – это Дегтярёв, Комаров, Поляков, ещё несколько имён. Как ты смог избежать тотального влияния, оказанного Наумовым на авторов, претендующих на качественное владение инструментом?
– Наумов одно время был мне очень интересен, но я, возможно, просто поздно его услышал для того, чтобы он как-то серьёзно влиял на меня. Когда услышал Наумова, для меня многое уже сложилось и в области гитары, и в области слова.
Если продолжить тему гитары, то в конце 80-х, во время победоносного шествия рок-революции по стране, в Перми происходило много удивительных событий. С одной стороны, они имели общие для всей страны моменты, а с другой , носили и сугубо местный характер. В городе появилось целое поколение молодых ребят, пишущих песни и играющих рок-н-ролл, – поначалу акустического плана, но ушедших потом в «электричество». По эстетическому дару самой интересной и самобытной фигурой того времени был Женя Чичерин, собравший позднее группу «Хмели-Сунели», – ничего подобного ему я с тех пор не слышал (Женя погиб несколько лет назад). Были музыканты более старшего поколения, – группа «Дом», например. Костяк группы – гитара и скрипка – прекрасные инструменталисты. Когда всё происходит в замкнутом пространстве, в одних и тех же квартирах и залах, то люди учатся друг у друга: вольно или невольно перенимаешь какие-то приёмы, живёшь вместе со всеми как бы в едином звуковом пространстве. Ну а если серьёзно, то музыкантом являюсь с большими оговорками, – играю как могу. Это действительно как походка и голос.
– Расскажи о том, что принято называть биографией.
– Я родился в городе Чусовом Пермской области. Город стоит на одноимённой реке. Мои родители приехали с юга России. Дон, Хопёр, казачество – мои корни оттуда. Потом – Пермь. Политехнический институт неоконченный, рок-тусовка, армия, филологический факультет университета, свободный полёт... В 1998 году вступил в Союз писателей, не понимая по большому счету, зачем это сделал. Но факт, что, когда имеешь дело с «работниками культуры», государственными чиновниками, это является подтверждением того, что существуешь как творческая единица.
– Ты упомянул о рок-тусовке. А группа своя была?
– В 1989-90 годах существовала команда «Рождество», где я писал песни, пел и играл на гитаре. В составе группы – виолончель, флейта, вторая гитара. На концертах – ещё и перкуссия. То есть акустическое звучание. Группа быстро распалась: мы записали один альбом (понятно, какого качества) и сыграли всего несколько сэйшенов. Всё остальное – это уже местная мифология. То время богато по части мифологии.
Ничего не получилось, потому что были совсем молоды, и судьба разнесла всех в разные стороны: мы не удержались вместе. Потом уже ничего подобного не было, потому что команда в моем понимании – это нечто вроде семьи, когда люди живут вместе. Дальше были только одноразовые проекты: гитара + скрипка, гитара + скрипка + вторая гитара. На диске «Коммивояжер» в нескольких вещах со мной записывался Николай Кислухин – губная гармоника, перкуссия. Нашему проекту несколько месяцев, и пока было всего одно живое выступление, так что непонятно, чем всё закончится. Одно дело, когда есть только голос, гитара и ты сам, а здесь вас двое и надо входить в резонанс с партнером. Человеку, который привык выступать в одиночку, сделать это очень сложно.
– Своё будущее видишь как сольное или будешь пытаться собрать состав?
– Ничего не могу сказать о будущем: как сложится, так и будет. Всегда возникают неожиданные варианты, и я не хочу с ходу их отбрасывать, заявляя, что работаю исключительно в одиночку. В нашем с Колей опыте предложение исходило от него, и мы решили попробовать. На диске его участие ограничилось тремя вещами, двумя из которых я доволен.
Недавно обозначился ещё один любопытный проект. За годы учебы на филфаке у нас сложилась хорошая мужская компания (для филфака – нонсенс). У нас сформировался особый, специфический репертуар, из которого как раз и выросли впоследствии те лёгкие, ироничные песенки, которые часто пою, чтобы самому «разгрузиться» и «разгрузить» публику, дать ей отдохнуть от серьёзных вещей. И вот теперь мы решили записать наши сочинения, певшиеся на протяжении пяти студенческих лет. Получается, честно скажу, непрофессионально, зато весело, естественно и одухотворено импульсом, добрым и живым. А есть и такие моменты, о которых любой профессионал мечтает, – они зависят не от техники и не от мастерства, а от совершенно не связанных с ними вещей, – это просто случается или не случается. На нашей записи случилось, потому что была атмосфера, которая не могла не передаться. Оказывается, человеку не обязательно делать что-то путём вбухивания огромного количества денег и усилий, просчитывания конъюнктуры, «раскрутки» и т. д. и т. п. Эффект настоящего от этого совершенно не зависит. Для позитивного восприятия главное, чтобы всё делалось от сердца, на хорошем энергетическом подъёме, и чтобы эта энергия передавалась слушателю. К сожалению, пока есть только болванка с несколькими сведёнными дублями. Надо думать, как дописывать дальше, чтобы получилась полноценная программа.
– Чем живёт рок-н-ролльная среда города сейчас?
– Мне трудно судить, потому что большую часть времени провожу в движении по другим городам. Не столько даже телом, сколько, прежде всего, психологически я переместился из Перми.
– Часто выступаешь в компании рок-музыкантов?
– Был момент, когда перестал играть в рок-концертах, и возобновил это год назад на фестивале «Безграничный рок» в Чернушке, который наследует традиции фестиваля «Рок-Лайн», проводившегося несколько лет возле Перми в аномальной зоне, в Кунгуре, – те же фавориты, тот же организационный костяк. При другом раскладе, может, я оказался бы к месту, но были тяжкие климатические условия: весь день лил сильный дождь, и возле сцены грудились только «мёртвые чебурашки», как ты их называешь. А дальше – зонтики граждан, пришедших на ипподром посмотреть, что происходит, – это для них был праздник вроде Дня города или Дня пива. В грязевом поле, где все либо шарахаются, либо прячутся от дождя, солиднее выглядит команда с мощной ритм-секцией, способная задавить своим звуком, а я – всего лишь человек с гитарой. Но кто хотел услышать – те услышали. Если же говорить об идейной стороне дела, о духе фестиваля, то ничего не могу сказать. Я уехал рано и просто не знаю, что было ночью, – может быть, интересней. Порадовал звук, как и всегда на «Рок-Лайне».
– В Перми есть такое же, как в центре России, традиционное разделение на «рокеров» и «бардов»?
– Да, конечно. Те, о ком я говорил, – это, в общем-то, моё поколение, а в 90-е появилось много новых групп, которых я даже не знаю. Что касается расслоения КСП и рока, есть безусловно КСПшное образование под названием «Городской клуб авторской песни» – это одна компания людей. Есть организация «Авторский дом», их линия – это «Рок-Лайн» и рок-н-ролльные проекты. С другой стороны, они же проводят фестиваль авторской песни «30-е февраля» и стараются как-то эти разные направления совмещать, увязывать и жёстко не разграничивать. В городе есть ряд авторов, которые существуют и там и там, – мною их число не ограничивается. Например, Виктор Вершинин, – человек, с которым мы недавно отыграли вместе два концерта в местном бард-кафе. Он поёт авторские песни с теми мелодическими ходами и интонациями, которые совершенно не свойственны бардовскому направлению, – скорее, это акустический рок.
– Во многих твоих песнях присутствует хронотоп дороги, особенно железной, а последний альбом и вовсе имеет «железнодорожное» название – «На верхней боковой»… По-прежнему «крепко стоишь на рельсах»?
– Дорога – это совершенно традиционный образ, и в том, что какие-то авторы «западают» на него, ничего удивительного нет. Одни западают на одно, другие – на другое. Альбом «На верхней боковой» я рассматриваю как третью часть единого целого, начатого альбомами «Иные широты» и «Коммивояжер». Если бы речь шла о литературе, это можно было бы назвать лирической трилогией. В песенно-музыкальном мире такое определение не к месту, но по существу это так. В «Иных широтах» я уже обозначил некий вектор, где присутствует и «верхняя боковая»... Это самое неудобное место плацкартного вагона, тем не менее человек едет, человек в пути.
– Что дальше? Купе? Раньше ведь в твоих песнях были в основном электропоезда…
- Вряд ли это прогресс. Когда едешь плацкартным вагоном из Перми в Свердловск, то стоит это примерно те же самые деньги, что и на электричке. Может, чуть быстрее и приключений поменьше… А будет ли продолжение и получится ли в итоге тетралогия – заранее сложно сказать.
– Я наблюдаю у тебя резкое противопоставление песен подчёркнуто серьёзных и, напротив, до раздолбайства шуточных: несколько лет назад ты даже разбил одну и ту же запись на два альбома, «Моцарт-минор» и «Две истории», весьма различных по своему посылу.
– Я тоже чувствую здесь пробел: «середина» не то чтобы отсутствует, но она менее плотная, чем полюса. И никак эту ситуацию не объясняю, просто чувствую её как свою слабость, не столько даже в творческом смысле, сколько в человеческом: постоянно водит то в одну сторону, то в другую. Хотя, скажем, песня «Комсомольский проспект» как раз относится к «середине». Эта незаполненность спектра часто создаёт для меня проблему как для исполнителя. Например, часто пребываешь на концерте в настроении, когда совсем не хочется переключаться на песни про колбасу и капитанскую дочку – ну не до колбасы тебе сейчас! С другой стороны, если петь только серьёзные вещи, то рискуешь вылететь глубоко в космос и далеко в астрал, а у тебя ведь не индивидуальная медитация происходит, – живые люди сидят и слушают, являются соучастниками процесса... Так измываться над публикой – неправильно. Вы с ней – одно целое, ты просто выдаёшь некие векторы, по которым вместе идёте.
– Если я правильно понял, ты не хочешь «звать избранных», а равняешься на нижний уровень аудитории, стараясь понравиться всем.
– Я не хочу избирать – слушатели сами изберутся. Так в конце концов и происходит, когда слушатель выбирает того автора или ту песню, которые ему нужны. Но я, как человек, выступающий с концертом, не имею права и желания заниматься выбором, – это сделается за меня.
– Я спросил об этом, потому что не раз наблюдал, как люди с куда бОльшим энтузиазмом воспринимают твои смешные песни и мало кому хочется «грузиться» – мы ведь ленивые животные по своей природе.
– Есть несколько переходных вещей, которые служат в этой ситуации мостками, – есть ведь Москва, описанная в «Бедолаге», и есть Москва, описанная в «Музыканте» или «Лётчике». Берёшь какие-то сходные образно-тематические мотивы и «перекидываешь» их именно как мостки из одной части концерта в другую.
– Надорваться не боишься от таких резких переходов?
– Боюсь.
2004 г.
Напоследок - ещё одна моя статья про Григория Данского
, только датированная уже концом 2006 года, она тогда анонсировала его очередной приезд в Рязань. К сожалению, сайт рязанской "Новой газеты" публикует тексты без сопутствующих им в бумажном варианте иллюстраций. А на фото, которое представлено здесь, - Григорий Данской выступает на сцене архангельского клуба "Колесо". Завтра я постараюсь выложить главы про Сергея Калугина и Олега Медведева. Или, вернее, уже сегодня:)